Новое небо над новой землей (размышления над Библией)
В.В. Сорокин
Традиционным в современной библеистике стало соотнесение письменности мудрых Израиля и родственной ей литературы других стран древнего Ближнего Востока, прежде всего Египта и Вавилона. При этом имеют в виду обычно формальное сходство — письменность мудрых Израиля имеет ту же форму афоризмов, что и соответствующий род литературы Египта и Месопотамии. Однако при таком внешнем сходстве необходимо видеть и принципиальное духовное различие, которое становится ясным, если исследовать духовные корни традиции письменности мудрых в средиземноморской культуре.
Истоки её восходят к практике запоминания и устной передачи известных сакральных формул, содержащих сведения космологического, антропологического и оккультно-магического характера. Изначально формулы эти представляли собою, собственно, заклинания; впоследствии заклинания стали обрастать особым образом ритмизованными священными текстами, архитектонике которых придавался также магический смысл, и лишь в значительно более поздний исторический период этот жанр, освободившись от древней культово-магической традиции, получил новое, отчасти религиозно-философское, отчасти нравоучительное наполнение. Мы говорили уже о том, что языку и речи придавалось в древности магическое значение.
Характерно это было и для средиземноморских культур, прежде всего египетской, которая предлагает космологическое обоснование для такого взгляда. В египетской традиции издавна существовало представление о мире как о книге, законы коего суть не что иное, как иероглифы, такие же, как те, которыми обозначаются слова человеческого языка. Эта невидимая, сокрытая природа мира, будучи сродни «священному слову» (заклинанию) и «священному письму» (особой иератической иероглифике), представляет собою вторую, умопостигаемую, ноуменальную реальность, воздействие на которую возможно через «священное слово» и «священное письмо» (здесь, по-видимому, следует искать истоки каббалистических и суфийских концепций о «превечной Торе» и «превечном Коране», а равно и каббалистической теургии).
Представление о такой ноуменальной реальности станет основополагающим для языческой космологии, ни одна языческая религиозно-философская система средиземноморского мира, от метафизики илиопольской школы Египта до неоплатонизма, не избежит его влияния, и понятие мудрости будет связано для язычника с созерцанием умопостигаемых сущностей и совершенным освобождением души от объятий этого преходящего чувственного бытия (естественно, что мир ноуменальный мыслится при этом как вечный, неизменный и истинный). Даже Платон, веривший в Единое Благое Божество и Его слово, организующее мир и делающее его космосом, развивая свою метафизику, не избежал влияния традиционной космологии и создал своё получившее всемирную известность учение об эйдосах.
Совсем иное представление о мудрости сложилось в Израиле. Уже в Прологе Книги Притчей (). Выражения эти, введённые в употребление пророками допленной эпохи, во времена Второго Храма стали устойчивыми, обозначая ту сокровенную глубину сердца, которою воспринимаем мы обращённый к нам призыв Божий, призыв к богопознанию и любви. Очевидно, что представление о мудрости для израильских книжников было неотделимо от живой духовной жизни, что мудрость была для них не созерцанием только, но именно действием, притом действием богочеловеческим.
Действие это — раскрытие души навстречу Богу, Чей голос звучит в сердце, как это было с Илией; и тогда душе открывается некая совершенно новая реальность, прежде неизвестная людям. Это не параллельный мир, не царство теней, которое в еврейском тексте Библии называется шеол (в синодальном тексте — «ад», «преисподняя») и которое вызывает лишь страх, и не умопостигаемый космос языческих философов; это — истинно мир Божий, мир, в котором открывается Господь, мир неотмирный, подлинно духовный, существующий не рядом с миром природным, а как бы над ним (), не соприкасаясь с ним нигде, кроме сокровенных глубин человеческого сердца.
Тот же мир — мир Премудрости — описан в Книге Премудрости Соломона ().
«Дыхание силы Божией» напоминает здесь более всего о «руке Божией» и о мал’ах яхве — это именно сила как действие, как теофания, а упоминание «славы» (соответствующее греческое δόξα передает в тексте Септуагинты еврейское кавод) как бы свидетельствует о том, что Скиния Завета — лишь малая частица целого мира, скрытого до времени, это действительно «Небо на земле», а мир Премудрости — само духовное Небо. Это духовное Небо сияет светом, заливавшим творение в «первый день» (; в синодальном тексте — «образ благости Его»).
Но мир этот недоступен необращённому. Он открывается, по замечательному выражению священнописателя (), лишь тому, кто Премудрость «взыскал от юности» и «взял в невесту». Эти замечательные образы духовного брака напоминают нам о главной тайне духовного мира: мир этот начинается в глубине человеческого сердца, Господь рождает его внутри нас и для нас. Человеческий ум, склонный к метафизике, с трудом усваивает эту истину. Мы привыкли делить реальность на объективную («не-нашу») и субъективную («нашу»); мы чувствуем неполноту нашего падшего бытия, и потому то, что происходит в нашей душе, кажется нам менее реальным и общезначимым, чем то, что совершается вне её. «Это субъективно» — значит для нас: это твоя и только твоя жизнь, ни ко мне, ни к кому бы то ни было другому она не имеет отношения, она исчезнет вместе с тобой. «Объективным» же мы называем обычно то, что принадлежит всем и никому, что всегда останется ничьим по своей природе, и этот критерий ничейности для нас — показатель подлинности.
Потому-то нам легче принять Единое неоплатоников или Брахму ведантистов, так что и Бога Живого мы воспринимаем часто по-язычески, как объект наших молитв, но не как Собеседника; оттого и мир горний часто понимаем мы по-платоновски, как объективную реальность, вечную и неизменную и от нас не зависящую. Но священнописатель говорит нам другое: Премудрость рождается в нашем сердце, когда в него нисходит Бог. Нет ничего более объективного — ведь открывается та полнота творения, «небо и земля», которая «в начале» (). Так у Престола Божия открывается единство Имени, слова Божия и того таинственного Присутствия, которое называется «слава Божия». И — одновременно — за Иерусалимом земным начинают проступать очертания иного града, Небесного Иерусалима, а вместе с тем начинает приоткрываться народу Божию таинственный Лик.
Что же такое этот Лик? Мы настолько привыкли к словам «Лицо» и «Ипостась», что воспринимаем их зачастую почти как аллегорию; между тем это — живая, богооткровенная реальность. Ипостась есть прежде всего полнота личностного раскрытия Бога, а Его самораскрытие совершалось, разумеется, и до Пришествия Христова, и при таком понимании тринитарная теология — это отнюдь не просто привнесение в христианскую традицию эллинистической мысли и терминологии. Разумеется, терминология отцов-каппадокийцев была греческой, но в эту форму окончательно отлились те интуиции мистиков Израиля, которыми была пронизана духовная жизнь Общины народа Божия. Тринитарная теология александрийской школы и отцов-каппадокийцев связывала бытие тварного мира с ипостасной полнотой св. Троицы: мир творится Второй Ипостасью, тогда как Третья Ипостась раскрывает его полноту, завершая Своё действие совершенным и окончательным преображением космоса.
Ветхозаветная софиология приоткрывает нам троическую тайну, говоря о Лике как последней и самой глубокой полноте теофании. Не случайно в письменности мудрых Израиля олицетворение Премудрости — это действительно Лик Божий, обращённый к творению. Открывается же он лишь словом Божиим — словом, которое есть Имя, проникшее в сердце; но и Премудрость тоже изречена словом, она явилась, по свидетельству священнописателя, «из уст Всевышнего» (), став совершенным воплощением Имени и Небесной Скинией. В полноте Премудрости миру явлено Присутствие, открывающее себя как Слово, скрытое до времени и ищущее воплотиться в человеке как живое Имя, как звучание тайного Голоса; а мера Его воплощения раскрывает душе Премудрость как силу Божию, преображающую мир и являющую сердцу реальность Небесного Иерусалима. И когда Слово воплотится совершенно, тогда и Премудрость явит Себя совершенно, и Присутствие откроется в полноте как неотделимое от них, и троическая тайна войдёт в мир через Христа и во Христе.
