Контроль над вооружениями: что будет в случае краха существующей системы
Дмитрий Тренин, директор Московского Центра Карнеги, является председателем научного совета и руководителем программы «Внешняя политика и безопасность».
Краткое резюме: Представления о способах и механизмах предотвращения ядерной войны, выработанные во второй половине ХХ столетия, не соответствуют современным условиям. Стратегическую стабильность можно обеспечить и в XXI веке, но такие усилия требуют нового взгляда на вещи, новой стратегии действий и новых инструментов.
Основная проблема стратегической стабильности в начале XXI века состоит в том, что представления о способах и механизмах предотвращения ядерной войны, выработанные во второй половине ХХ столетия, перестали соответствовать изменившейся геополитической обстановке, уровню развития технологий и психологическому настрою в мире. Чтобы сохранить стабильность, необходимо пересмотреть многие прежние взгляды на международную безопасность в ядерный век и скорректировать политику в этой области.
Геополитический контекст
В начале XXI века после 25-летнего перерыва в мировую политику вернулось соперничество великих держав.
Краткий период относительно бесконфликтных отношений между всеми ведущими игроками при безусловном доминировании Соединенных Штатов Америки завершился. Устойчивую однополярную систему в глобальном масштабе создать не удалось. Вначале вера в лидерство США была подорвана финансовым кризисом 2008 года, затем геополитический вызов американоцентричному миропорядку бросила Россия своими действиями на Украине и в Сирии в 2014–2015 годах. Наконец, в 2017–2018-м сам Вашингтон перешел к политике сдерживания усилившегося Китая. В результате Россия и США оказались в состоянии конфронтации, а между США и Китаем обострилось соперничество. Таким образом, отношения крупных государств вернулись к исторической норме.
Нынешнее противоборство держав существенно отличается от Холодной войны. На смену биполярному военно-политическому противостоянию пришло соперничество преимущественно в экономической и технологической областях. Основным конкурентом США в этих сферах выступает Китай, экономически тесно связанный с Америкой. Выход Китая на авансцену глобальной экономики и политики является важнейшим геополитическим изменением начала XXI века.
До сих пор Китай держался в стороне от «центральных» стратегических отношений между Москвой и Вашингтоном. Ядерная политика КНР отличалась умеренностью и сдержанностью. Превращение Китая в глобальную державу, однако, сопровождается ростом его военной мощи. Дальнейшее развитие и модернизация Народно-освободительной армии Китая (НОАК), в том числе ее ракетно-ядерной составляющей, существенно меняют стратегический баланс не только в Азии и на Тихом океане, но и в целом на мировой арене.
Глобальная безопасность в XXI веке, таким образом, все больше зависит от действий и взаимодействия двух держав — Китая и Соединенных Штатов. Американо-китайские противоречия уже превратились в важнейшую ось глобальной политики. Вторая биполярная эпоха, однако, не наступила и вряд ли наступит — и в силу особенностей сильно фрагментированной глобальной среды, и из-за характера внешней политики Пекина, ориентирующейся больше на нужды самого Китая, чем на какой-то глобальный проект. В результате отношения США — КНР при всей их очевидной значимости не являются главным организующим элементом складывающегося миропорядка, в отличие от отношений СССР — США в период Холодной войны.
Россия, утратив ряд важных экономических, технологических и политических позиций по сравнению с советским периодом, продолжает оставаться ядерной сверхдержавой. Более того, Москва сохранила амбиции великой державы, претендующей на полную самостоятельность своей внешней политики, несмотря на сравнительно небольшой экономический вес и технологическое отставание от лидеров. В условиях огромной асимметрии положения двух стран по ключевым параметрам национальной мощи Россия вступила в противоборство с США, отстаивая возможность действовать сообразно собственным представлениям о национальных интересах и нормах международного поведения. В этом контексте ядерный арсенал, не уступающий американскому, является одним из главных аргументов Москвы в споре с Вашингтоном.
В то время как американо-китайские отношения являются самыми важными в первой половине XXI века, российско-американские, в силу их несбалансированности, могут считаться наиболее опасными. Нынешнюю конфронтацию Москвы и Вашингтона можно определить как гибридную войну — противоборство, сопоставимое с Холодной войной, но во многом непохожее на нее. Такое противоборство таит опасность прямого военного столкновения РФ и США. При этом многие факторы, удерживавшие СССР и США от вооруженного конфликта, явно ослабли.
Дополнительным отличием нынешнего положения в мире от ситуации второй половины ХХ века является позитивный характер российско-китайских отношений. Враждебность, которой они были отмечены в период Холодной войны, сменилась тесным партнерством, не доходящим, однако, до уровня военно-политического союза. Такой тип отношений — между партнерством и союзом — мы предлагаем именовать антантой. И Москва, и Пекин выступают против глобального доминирования Вашингтона. Однако при этом китайская стратегия до сих пор была направлена на мирное встраивание КНР в американоцентричную систему с целью постепенного смещения США с ключевых позиций, а российская политика сочетала «отбрасывание» США от российских границ с активным противодействием американскому влиянию.
Сегодня треугольник Вашингтон — Пекин — Москва выглядит иначе, чем в 1970-е годы, но он вновь стал геополитической реальностью. При всех различиях в уровнях национальной мощи и влияния все три страны — Соединенные Штаты Америки, Китайская Народная Республика и Российская Федерация — важнейшие глобальные игроки в политической и военной областях.
Новой реальности стратегического треугольника США — КНР — РФ не соответствует унаследованная от ХХ века основа глобальной стратегической стабильности — двусторонние стратегические отношения между Москвой и Вашингтоном. Несмотря на то что на долю России и США все еще приходится около 90 % мировых ядерных арсеналов, отношения двух стран с 1990-х годов перестали быть главной осью международных отношений. Рассматривая РФ как региональную державу, Вашингтон счел нецелесообразным сохранять прежние взаимные ограничения в стратегической области. Еще в 2002 году президент США Дж. Буш-младший вывел США из Договора по противоракетной обороне (ДПРО), считавшегося на протяжении тридцати лет «краеугольным камнем стратегической стабильности». В 2018-м президент Д. Трамп объявил о выходе США из Договора по ракетам средней и меньшей дальности (ДРСМД). Под угрозой оказалось последнее из действующих соглашений — Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (ДСНВ-3), срок действия которого завершается в 2021 году. Полувековая эпоха контроля над вооружениями между Москвой и Вашингтоном очевидно завершается.
На этом фоне отношения между США и Китаем пока что исключают сколько-нибудь глубокий диалог по военно-стратегическим вопросам, не говоря уже о переговорах и соглашениях в этой сфере. Информация о ядерной политике и стратегии Пекина, а также об имеющемся у страны арсенале оружия является закрытой. Это относится не только к отношениям между Китаем и США. Несмотря на активное военное сотрудничество РФ и КНР, темы, связанные с ядерными вооружениями, остаются за скобками российско-китайских обменов. Нет оснований полагать, что в обозримом будущем Китай согласится обсуждать структуру и состав своих ядерных сил и тем более пойдет на переговоры по контролю над такими вооружениями. В итоге три ведущие военные державы будут развивать свои ядерные вооружения и совершенствовать соответствующие доктрины в условиях все большей взаимной закрытости, отсутствия диалога и роста недоверия (особенно по линиям США — РФ и США — КНР). При этом руководствоваться они будут исключительно национальным видением стратегической обстановки.
Формально ядерная многополярность возникла еще в ХХ веке — после того как вслед за США и СССР ядерные вооружения появились у Великобритании, Франции и Китая. Ряд других стран также пытался разработать такое оружие или даже создал его (Израиль, ЮАР). Однако ядерная многополярность в период Холодной войны была скорее фиктивной, чем реальной, что объяснялось: 1) тесными союзническими отношениями Великобритании и Франции с США, 2) стратегической сдержанностью Китая, 3) очевидной ролью израильского оружия как последнего средства сдерживания арабских соседей и 4) отказом руководства ЮАР, решившегося на передачу власти черному большинству, от ядерной программы.
На рубеже XXI века ситуация изменилась. Создание в 1998 году ядерных арсеналов в Индии и Пакистане привело к появлению азиатского ядерного треугольника Пекин — Дели — Исламабад, каждая из сторон которого является вполне самостоятельным игроком, не зависящим от единственной сверхдержавы — США. Более того, война США в Ираке в 2003-м и интервенция НАТО в Ливии в 2011 году стали для государств, объявленных Вашингтоном изгоями, весомыми аргументами в пользу приобретения ядерного оружия как единственной гарантии внешней безопасности.
Появление в Северной Корее ядерного оружия и средств его доставки на межконтинентальные расстояния коренным образом изменило ситуацию в отношениях США и КНДР. Соединенные Штаты впервые оказались уязвимыми по отношению к государству, которое они официально провозглашали изгоем и источником «зла», и вынуждены были пойти на переговоры с ним.
Успешные действия КНДР по отношению к сильнейшей державе современности демонстрируют, что любое современное государство способно в принципе (в случае если его руководство поставит перед собой такую цель и будет готово заплатить высокую цену) создать средство сдерживания любого возможного противника. На месте КНДР и США, в принципе, могут появиться другие страны совершенно разных весовых категорий. Ядерное оружие и средства доставки его к цели на любые расстояния поставят неравных противников на одну доску.
Выход США в 2018 году из международного соглашения по иранской ядерной программе и усиление давления Вашингтона на Тегеран повышают вероятность того, что Иран также может отказаться от ограничений и приступит к созданию собственного ядерного оружия. Это, в свою очередь, будет стимулировать соперников и соседей Ирана — Саудовскую Аравию, Турцию и Египет — двигаться в этом же направлении. В условиях, когда США все больше дистанцируются от их номинальных союзников, государства, ранее полагавшиеся на защиту со стороны Вашингтона, могут начать искать более надежные гарантии безопасности, в том числе ядерное оружие. Это относится не только к региону Ближнего и Среднего Востока, но и к Восточной Азии — Японии и, не исключено, Тайваню.
Итак, в XXI веке ядерное противостояние на региональных уровнях стало реальностью. Взаимное ядерное сдерживание в сравнительно примитивной форме функционирует, но его надежность вызывает вопросы. В отличие от ХХ века региональная ядерная война стала большей угрозой, чем третья мировая. Неясно, например, готовы ли США окончательно смириться с тем, что их территория находится под прицелом межконтинентальных ядерных ракет КНДР. Очевидно только то, что денуклеаризация, о которой готов говорить Пхеньян, не означает одностороннего разоружения Северной Кореи, как это стремятся представить в Белом доме. Попытка США силой разоружить КНДР может привести не только к вооруженному конфликту на Корейском полуострове, но и к применению ядерного оружия. Такое столкновение может выйти за рамки войны между США и КНДР.
Итак, на месте биполярного, а затем однополярного мира возникла сложная конфигурация. На глобальном уровне расположились три крупных, но неравных по экономической мощи и политическому влиянию государства, обладающих солидной военной мощью, — США, Китай и Россия. На региональных площадках тем временем сложились «пары» ядерных держав, самостоятельных по отношению к ведущим игрокам и осуществляющих взаимное ядерное сдерживание.
Наконец, создан прецедент, когда государство (КНДР), сравнительно низко расположенное в мировой геополитической и геоэкономической иерархии, пытается практиковать ядерное сдерживание глобальной сверхдержавы.