Беспредельная жадность монополиста принесла России гигантские экономические и политические потери.
Алексей Мухин — политолог, генеральный директор Центра политической информации.
История с «грязной» нефтью чревата не только прямым коммерческим ущербом, связанным с возмещением убытков, но и нарастающим политическим ущербом. Впервые у США, которые пытаются перекрыть России выходы на европейские рынки, появился инструмент давления не только против экспорта российского газа, но и нефти, хотя ранее в этой области Россия считалась неуязвимой и имела репутацию надежного и ответственного поставщика.
«Когда речь идет о российском экспорте, как говорится, сила в газе, а деньги в нефти, — пишет Financial Times. — Пересечение этих двух сфер может стать опасной игрой». По мнению автора, в Кремле это также отчетливо понимают. В прошлом, утверждает FT, Москва использовала газопроводы «Газпрома» как аргумент для претворения хитрых схем и разыгрывания политических сценариев в Европе и транзитных странах. При этом нефть всегда оставалась в рамках бизнеса — как серьезный экспортный товар, критический источник пополнения бюджета государства».
После ЧП на нефтепроводе «Дружба», которое, как считают на Западе, произошло по вине «Транснефти», различие между газом и нефтью начинает стираться. Пять недель назад польские (и не только) покупатели российской нефти приостановили закупку черного золота по нефтепроводу «Дружба», одному из крупнейших в мире, пожаловавшись на загрязнение сырья. Москва признала, что ее самая важная артерия сырьевого экспорта была загрязнена хлорорганическими соединениями, НПЗ спешно бросились проверять, насколько далеко пошло загрязнение, и искать пути альтернативных поставок; а европейский рынок нефти охватила паника. По мнению Financial Times, ЧП на «Дружбе» опровергло тезис о том, что Москва — надежный и заслуживающий доверия поставщик энергоресурсов. А ведь этот тезис был ключевым аргументом энергетических компаний Евросоюза — покупателей российских нефти и газа (особенно тех пятерых, что являются партнерами «Газпрома» в проекте «Северный поток – 2»), выступающих за то, чтобы наращивать импорт из России.
Влиятельные сторонники газа «Газпрома», давние его покупатели Royal Dutch Shell, Uniper, Wintershall, Engie и OMV утверждали, что расширение возможностей для покупки российского газа имеет смысл, так как обеспечит Европу долгосрочными и надежными поставками дешевых и доступных энергоресурсов. А сейчас эти компании оказались под нарастающим давлением со стороны США и некоторых европейских стран, требующих, чтобы они перестали оказывать финансовую поддержку «Северному потоку – 2».
На прошлой неделе министр энергетики администрации Дональда Трампа Рик Перри заявил, что вскоре проект столкнется с санкциями. Против «Северного потока – 2» выступил и президент США Дональд Трамп. Судьба «Северного потока – 2» неизвестна: «Газпром» стремится завершить строительство до конца года, США угрожают санкциями. Однако миллионы баррелей сомнительной российской нефти, распространившиеся по Восточной Европе, подогреют пыл противников проекта.
Тем более что, по признанию «Транснефти», окончательно очистить трубу ей удастся не раньше, чем через 6–8 месяцев. Начиная с 25 апреля, Россия теряет по $80 млн дохода ежедневно. Но главное тут, повторимся, не финансовые потери, а имиджевые. Реакция на ситуацию президента страны была довольно жесткой — на встрече с главой «Транснефти» Николаем Токаревым 30 апреля Владимир Путин, похоже, возложил ответственность за случившееся на нефтетранспортную монополию, заявив, что «система не сработала», а «ущерб для нас и экономический, и материальный, да и имиджевый очень серьезный».
«Транснефть», вероятно, в попытке снять с себя ответственность, настаивает на версии сознательной диверсии некоей криминальной группировки, которая воровала нефть из трубопровода. Но версия эта на самом деле не выдерживает критики. Глава Минфина Антон Силуанов отметил на днях, что государство не должно платить за «косяки» «Транснефти». Заявление вице-премьера спровоцировало сверхэмоциональную реакцию со стороны представителя госкорпорации. «Это — упрощенная оценка, основанная на информации от недоброжелателей, — парировал Силуанову советник Токарева господин Дёмин. — Считаю необходимым вспомнить, что, когда был взорван несколько лет назад автомобиль первого замминистра финансов Вавилова рядом со зданием министерства, никто не назвал это «косяком» в работе Минфина».
Похоже, спикеры «Транснефти» не слишком отдают себе отчет в том, что они говорят, поскольку, кроме эмоций, никаких аргументов в свою защиту компания привести не может. Ведь, по словам источников в крупных нефтеперерабатывающих предприятиях, «Транснефть» была уведомлена о проблеме «грязной нефти» задолго до того, как 19 апреля «Белнефтехим», оперирующий Мозырским НПЗ в Белоруссии, заявил о резком росте содержания хлорорганики в сырье. Еще 2 апреля была остановлена нефть, идущая по низкосернистому трубопроводу на Волгоградский НПЗ. Следовательно, у «Транснефти» было время предотвратить катастрофу, на мой взгляд. Однако нефтетранспортная монополия, похоже, закрыла глаза на проблему, как утверждают эксперты, перенаправив заразную нефть в «Дружбу» через свою дочку «Транснефть-Приволга» — одну из крупнейших в Европе баз смешения нефти.
Руководство компании не могло не быть в курсе происходящего. Мало того что «Транснефть» получала уведомления от российских НПЗ, как видно, ее специалисты в ежедневном режиме были обязаны проверять базовые показатели качества нефти на каждом узле приема: плотность, содержание серы, содержание воды. Поэтому рассказы о «диверсантах» только ослабляют позиции «Транснефти». Лучше уж было бы признаться в собственной халатности.
Эксперты настаивают, что содержание дихлорэтана в нефти не может объясняться никакими разумными соображениями. «Его использования, например, для очистки призабойной зоны скважин или повышения нефтеотдачи в таких количествах, во-первых, не требуется, а во-вторых, делает саму процедуру экономически неэффективной: дихлорэтан стоит в 10 раз дороже нефти. «Если хотели скрыть пропажу нефти, проще было воды налить», — констатирует собеседник «Ъ».
При этом польские специалисты обнаружили, что в загрязненной нефти содержится хлороформ — вещество, которое, в принципе, не может содержаться в добычной нефти. Такие примеси свидетельствуют о том, что в трубу сливались непереработанные остатки нефтехимического производства и, судя по всему, подобные «диверсии» осуществлялись систематически.
В 1930 году в СССР по «делу Промпартии» — первому из громких сталинских политических процессов — были осуждены по обвинению во вредительстве на транспорте и в промышленности руководители и инженеры из «старых спецов». Если бы история с зараженной нефтью случилась в том политическом контексте, это, безусловно, вылилось бы в подобное «дело Промпартии». Откровения «Транснефти» о «сознательном вредительстве» были бы приняты на ура, причем с симметричными оргвыводами. В нашем идейно-политическом контексте сталинская версия выглядит не так убедительно. Жизнь подсказывает несколько иные мотивы.
И дело здесь не только в разгильдяйстве. «Болезненная реакция менеджеров «Транснефти» объясняется просто, — отмечает директор «Инфо-ТЭК Терминал» Рустам Танкаев. — Стоит напомнить, что компания из года в год самостоятельно и не предъявляя никаких обоснований устанавливает размер норматива «усушки и утруски» при транспортировке нефти. Клиентов «Транснефти» не устраивает не только ничем не обоснованный норматив, но и сама практика изъятия из своей трубы в свою пользу остатков чужой нефти и нефтепродуктов. Простой расчет показывает, что это около миллиона тонн только нефти ежегодно. Это хорошее, очень серьезное месторождение. И «Транснефти», открывшей такое замечательное месторождение, да еще и без капитальных затрат и вообще каких-либо затрат на добычу, налоги и прочую ерунду, стоило бы отчитаться об успехе перед народом и руководством страны, как это принято в практике добывающих компаний». «А есть еще и нефтепродукты, — добавляет эксперт, — около 50 тыс. тонн по тысяче долларов за тонну! По объему топлива это примерно столько, сколько потребляет несколько крупных федеральных потребителей. Притом что в этом случае «Транснефть» экономит не только на добыче, но еще и на переработке. Поразительная, заметьте, эффективность».
В советской практике существовало правило, когда эти так называемые остатки возвращались сдатчикам, а не присваивались на совершенно непонятной правовой основе, удивительно смахивающей на хищения. Объемы неопознанной нефти, которые, как считают участники рынка, реализует «Транснефть», вызывают недоумение. «Всё это напоминает дело гастронома «Елисеевский», когда в начале 1980-х годов директор гастронома Юрий Соколов был расстрелян по обвинению в реализации неучтенных продтоваров, — говорит экономист Михаил Хазин. — В своей оправдательной речи Соколов отмечал, что существующие порядки делают неизбежными обвес и обсчет покупателей, усушку, утруску и пересортицу, списание по графе естественных убылей и «левую продажу», а также взятки».
Представляется, что оправдательная логика директора «Елисеевского» была бы убедительной в случае с «Транснефтью» — все-таки «Трансшайка» — это не «Промпартия». Как говорили в прежние времена: «Дурак — понятие не политическое, жить можно».