Христианство из универсальной идеи превращается в этнический маркер.
Потомкам белых эмигрантов из России во Франции предстоит принять решение: кому подчинится их церковь, вынужденная после революции 1917 года долгое время существовать в рамках Константинопольского (Вселенского) патриархата. Константинополь сейчас пересматривает условия нахождения в своем лоне архиепископства приходов русской традиции, хочет лишить его национальной самобытности. Московский патриархат обещает сохранить национальную самобытность, однако присоединение к РПЦ сулит серьезные ограничения административной самостоятельности. Так, по крайней мере, оценивают предложения РПЦ те, кто считают, что для архиепископства гораздо важнее единства с церковной администрацией в Москве защита своей духовной свободы, которой русская эмиграция напиталась за годы разрыва с исторической родиной.
Перспектива присоединения русского архиепископства к Московскому патриархату может восприниматься как восстановление исторической справедливости. Русская церковь собирает свои осколки, разбросанные революционной бурей в разных частях мира. Однако прошло почти 100 лет, и существует серьезное сомнение в том, что белой эмиграции удалось сохранить свою национальную идентичность. Представляется, что потомки беженцев из России давно утратили и язык, и этническое своеобразие. Среди них прочно, в нескольких поколениях, укоренена гражданская идентичность граждан Франции и других западных стран.
Допустим, нынешних верующих русского архиепископства следует все же считать французами, итальянцами, испанцами. Но возможно, они хранят в первозданной чистоте духовные традиции отечественного православия? Опять же нет! Духовная школа в Париже создала за десятилетия неповторимый стиль богословия, свои богослужебные традиции, оригинальные обычаи и уклад общинной жизни. Вполне возможно, что, когда эти общины называют «русскими», то в большей степени отдают дань исторической памяти, чем выражают близость к нынешней церкви в России.
Архиепископство не собираются объединять ни с Западноевропейским экзархатом РПЦ, ни с епархиями РПЦЗ, которые существуют во Франции, Великобритании и в других частях Старого Света. В этом видится дополнительный аргумент за то, что русская духовная и тем паче церковная традиции в отечестве и за рубежом разошлись за столетие так далеко, что их не собрать воедино.
Вообще глобальные процессы разрывают христианство на национальные, точнее, этнические лохмотья, если воспользоваться евангельской метафорой о разорванном хитоне Христа. Этот процесс затронул не только восточное, но и западное христианство. Современная церковь все дальше от своей всемирной миссии. Традиция предполагает объединение верующих вокруг епископов в крупных городах – метрополиях, вне политических границ и наций, ведь «нет ни эллина, ни иудея». Однако затем поместный принцип административного деления общин был приспособлен для государств – в политических целях. Таковой была и дореволюционная Российская греко-кафолическая православная церковь, объединявшая всех подданных империи под управлением единого правительствующего Синода. Однако той страны нет, нет и того Синода, и возвращение потомков эмигрантов под омофор патриарха РПЦ нельзя считать воссозданием поместной церкви.
Исходя из догматов, стоило бы создать условную Французскую православную церковь для верующих разного происхождения. Такой вариант соответствовал бы принципу поместности, однако он не отвечает представлениям людей XXI века. Выходит, в нынешнем столетии, при динамичном и повсеместном развитии диаспор, можно говорить о возникновении даже не национальных, а этнических церковных организаций. Мы не будем давать оценку этому явлению, просто отметим его как признак нашего времени. Проект присоединения русских общин в Европе к РПЦ – тому пример.