Виктор Полтерович, экономист, академик РАН.
В сентябре крупнейшие европейские СМИ обсуждали статью Мартина Вольфа в Financial Times «Почему рентный капитализм разрушает либеральную демократию». Многое из написанного Вольфом имеет прямое отношение к нашей стране. Академик РАН Виктор Полтерович* объяснил «Огоньку», почему нам следует прислушаться к тому, о чем пишет сегодня влиятельнейшая деловая газета мира.
Мартин Вольф утверждает, что современный капитализм резко отличается от своего идеального образа, основанного на честной конкуренции и демократии. Нынешняя экономика, пишет он, организована так, что элитарные группы имеют возможность извлекать ренту за счет остальной части общества. Под рентой понимается часть дохода менеджера или чиновника, полученная за счет его привилегированной позиции.
Примерами рентного дохода являются взятка, экономия от неуплаты налогов, а также превышение зарплаты работника над суммой, отражающей его вклад в производство. Привилегированные позиции формируются и поддерживаются благодаря политическому влиянию самих привилегированных групп. Рентный капитализм разрушает либеральную демократию, пишет Вольф, и приводит к замедлению экономического роста. Доказательством наступления эры рентного капитализма автор считает существенное увеличение имущественного неравенства и неравенства доходов в западных экономиках.
Насколько корректен этот вывод? Действительно ли увеличение неравенства вредит экономическому росту? И в какой мере неравенство обусловлено извлечением ренты? По этим вопросам нет полного согласия среди специалистов.
Вредно ли увеличение неравенства?
За последние 40 лет неравенство заметно выросло почти во всех западных экономиках. В континентальной Европе, особенно в северных странах, его рост был медленнее, чем в Великобритании и США. А вот цифры по США действительно впечатляют. С 1980 по 2014 год средние реальные доходы одного процента граждан США (наиболее состоятельных) увеличились почти в 2,7 раза, а их доля в национальном доходе возросла с 10 до 21 процента.
Вопрос о том, как неравенство влияет на экономический рост, достаточно сложен, разные эксперты придерживаются разных точек зрения. Те, кто считают неравенство полезным для экономики, приводят два аргумента. Во-первых, богатые люди в большей степени склонны к сбережениям, поэтому высокое неравенство способствует увеличению капиталовложений, а значит, и экономическому росту. Нобелевский лауреат, американский экономист Джозеф Стиглиц в статье «Неравенство и экономический рост» (2015 год) замечает, однако, что, изъяв у богатых избыточные доходы, эффективное государство могло бы распорядиться ими лучше, чем это делает состоятельный индивид, поскольку оно исходило бы из общественных интересов. Следует подчеркнуть, что аргумент справедлив, если государство в самом деле достаточно эффективно. Однако для догоняющих стран это совсем не очевидно. Во-вторых, высокое неравенство создает стимулы к занятию высокооплачиваемых должностей, люди стремятся получить хорошее образование и соответствующие навыки, что также должно стимулировать экономику. Этот тезис особенно важно иметь в виду, когда речь идет о не самых передовых экономиках.
В свою очередь, сторонники низкого неравенства утверждают, что относительно низкие доходы массы населения, обусловленные высоким неравенством, снижают возможности получения адекватного медицинского обслуживания и хорошего массового образования. В результате ухудшается качество человеческого капитала и замедляется рост экономики. К тому же население с относительно низкими доходами предъявляет низкий спрос на массовые товары, не создавая достаточных стимулов к расширению производства. Кроме того, высокое неравенство приводит к социальной напряженности, к конфликтам, тормозящим экономическое развитие.
Этот теоретический спор был частично разрешен эмпирическими исследованиями. Расчеты показали, что в развитых странах высокое неравенство действительно замедляет экономический рост. Так что сочетание двух наблюдаемых в последние 40 лет тенденций — увеличение неравенства и торможение роста — не случайно.
Почему увеличивается неравенство?
Возникает вопрос: как бороться с увеличением неравенства? Для ответа на него необходимо понять, почему это происходит.
На мой взгляд, рост неравенства — неизбежное следствие «свободного», точнее недостаточно регулируемого, рынка. Индивид, который в силу тех или иных причин располагает значительной суммой средств, автоматически получает большие возможности для увеличения этой суммы. Он может нанимать профессионалов и осуществлять рисковые финансовые операции, не боясь обанкротиться. Рынок порождает неравенство так же, как он порождает монополии. Не случайно поэтому во всех западных экономиках существует антимонопольное законодательство и практикуется прогрессивное налогообложение.
Нередко утверждают, что неравенство справедливо, поскольку богатые получают адекватное вознаграждение за свой вклад в экономическое развитие, за вклад, соответствующий их таланту и квалификации.
Джозеф Стиглиц решительно возражает против подобного аргумента. Он ссылается на ряд исследований, обнаруживших, что в последние три десятилетия зарплаты менеджеров высокого уровня растут быстрее, нежели прибыль и капитализация фирм. Иными словами, менеджеры благодаря своему положению извлекают ренту, получая доход, не соответствующий результатам их деятельности. Этот эффект проявляется особенно сильно в фирмах, оперирующих на финансовых рынках. Так, в периоды кризисов правительства были вынуждены спасать обанкротившиеся крупные банки, при этом высшим менеджерам выплачивались значительные компенсации.
Росту неравенства способствовал также процесс глобализации. Фирмы имели возможность переносить производство в страны с дешевой рабочей силой, снижая тем самым спрос на труд в своих странах. Падение спроса, естественно, приводило к снижению зарплаты рабочих.
В США и Великобритании правительству удалось резко снизить влияние профсоюзов, традиционно отстаивающих повышение доходов работников, в том числе низкооплачиваемых. Это послужило еще одним фактором особенно быстрого роста неравенства в этих странах.
Для снижения неравенства Джозеф Стиглиц предлагает четыре основных меры. Во-первых, следует изменить правила вознаграждения менеджеров высокого уровня так, чтобы оно соответствовало их действительному вкладу в развитие производства. Менеджер не должен получать больше при увеличении прибыли фирмы, если это увеличение произошло в результате не зависящих от него обстоятельств, например, вследствие падения цен на сырье. Во-вторых, государство должно увеличивать вложения в образование, чтобы сделать его более доступным для граждан с невысокими доходами. В развитых странах качество образования работника существенно влияет на его зарплату. В-третьих, целесообразно повысить налог на доходы с капитала. И четвертая рекомендация — увеличить государственные инвестиции в инфраструктуру с тем, чтобы создавать новые рабочие места и снизить уровень безработицы.
Рентный капитализм в России
Практически все, о чем пишут Стиглиц и Вольф, непосредственно относится и к России. Не случайно на Гайдаровском форуме 2019 года министр экономики Максим Орешкин назвал неравенство в России «недопустимо высоким».
Лаборатория глобального неравенства (World Inequality Lab) Парижской школы экономики в 2018 году опубликовала очередной отчет. В нем содержатся данные о доле доходов, получаемых наиболее богатыми гражданами, составляющими 10 процентов от всего населения, по восьми ареалам: Европа, Китай, Россия, США вместе с Канадой, страны Африки к югу от Сахары, Бразилия, Индия и Средний Восток. Россия, где эта доля в 2016 году составляла 46 процентов, занимала «почетное» шестое место, опережая Китай и, конечно, Европу и лишь на 1 процент отставая от США и Канады.
Поражает динамика роста неравенства доходов в России за период 1980–2016 годов. За это время совокупные доходы россиян (с учетом паритета покупательной способности) увеличились на 34 процента. Но при этом доходы «нижних» 50 процентов населения упали (!) на 26 процентов, доходы «средних» 40 процентов — возросли на 5 процентов, в то время как 10 процентов самых богатых увеличили свои доходы на 190 процентов. Для сравнения: аналогичные цифры для Индии составляют соответственно 223, 107, 112 и 469 процентов. А для мира в целом — 60, 94, 43 и 79 процентов. Обратим внимание, что в мире значительнее всего выросли доходы низшего класса.
Еще более удивительны масштабы роста доходов самых богатых людей, составляющих 0,1 процента населения. У нас они выросли на 2 362 процента, что превышает среднемировое значение почти в 20 раз. Здесь мы чемпионы, опережаем даже Китай и Индию.
Что касается неравенства по уровню богатства, то 0,01 процента самых состоятельных граждан России владели в 2000–2009 годах в среднем более чем 12 процентами всего богатства страны, причем большая его часть хранилась в офшорах. А 10 процентов россиян в 2015 году владели более чем 70 процентами богатства, находящегося в частной собственности. Аналогичная концентрация доходов характерна для США, но, например, в Китае она меньше, не говоря уже о Франции или Великобритании.
Очевидным признаком рентного капитализма является высокий уровень коррупции. По индексу восприятия коррупции (Corruption Perception Index) Россия в 2018 году занимала 138-е место из 180. А коррупция, естественно, способствует увеличению неравенства.
Согласно недавнему исследованию, богатейшие граждане России хранят около 60 процентов своих капиталов в офшорах, избегая таким образом налогообложения в отечестве. Авторы исследования отмечают, что это «драматическим образом» повышает неравенство в России. В последние пару лет ситуация несколько улучшается, но все еще очень далека от благополучной.
К упоминавшимся выше факторам негативного воздействия неравенства на экономический рост следует добавить еще один, характерный для догоняющих стран. Неравенство сокращает спрос на отечественные товары, поскольку богатые покупают в основном импорт.
Мы можем существенно сократить неравенство, если введем прогрессивное налогообложение на доходы физических лиц. Такая система действует практически во всех развитых странах, причем максимальная налоговая ставка составляет от 33 процентов в Канаде до 60 процентов в Нидерландах. А у нас подоходный налог в размере 13 процентов берут и с двадцатитысячной, и с миллионной зарплаты. Правительство проводит пенсионные реформы, вызывающие немало вопросов, в то время как дефицит Пенсионного фонда можно было бы покрыть за счет сравнительно небольшого увеличения налога на высокие доходы.
Взять, да и приватизировать
Нередко утверждают, что российское государство пестует монополии, которые занимаются присвоением ренты. Поэтому государственную собственность надо приватизировать, тогда экономика начнет расти.
К подобным аргументам надо относиться с осторожностью. Не следует забывать, что олигархический капитализм в России возник в результате приватизации 1992–1995 годов. Массовая приватизация, казалось бы, направленная на снижение роли государства, предоставляла и крупным предпринимателям, и государственным чиновникам невиданные ранее возможности для извлечения ренты.
На мой взгляд, сокращение доли государственной собственности целесообразно, но оно должно быть предметом тщательного рассмотрения. Для каждого государственного предприятия необходимо определить его миссию — совокупность задач, которые оно должно решить и которые не могут быть решены частными фирмами. Если миссия исчерпана, предприятие подлежит приватизации. Именно на такой основе организовано управление государственной собственностью в ряде стран Северной Европы. Например, в Норвегии одной из причин сохранения инновационной фирмы в руках государства может являться его желание предотвратить перенос штаб-квартиры предприятия за границу. Потому что государство считает необходимым стимулировать контакты специалистов высокого уровня, работающих в данной фирме, с представителями других предприятий для развития соответствующих компетенций внутри страны.
Думаю, что при подобном подходе подавляющее большинство некрупных государственных предприятий будет приватизировано. Что касается таких гигантов, как «Газпром», «Роснефть» или Сбербанк, то их приватизация в нынешних геополитических и макроэкономических условиях явно нецелесообразна.
Я бы прислушался к предложению Джозефа Стиглица и ограничил вознаграждения высших менеджеров. Целесообразно также введение высокого налога на сверхдоходы физических лиц. Причем, если эти доходы вкладываются в производство, налог может быть снижен. Большой вред наносит лоббирование высшими менеджерами добывающих фирм проектов, направленных лишь на расширение добычи, а не на диверсификацию производства. Развитие нефте- и газохимии должно быть вменено в обязанность «Роснефти» и «Газпрому», причем построенные ими заводы отнюдь не обязательно оставлять в их собственности навсегда.
Многие полагают, что масштабы перераспределения средств российским государством слишком велики. Это заблуждение. Расходы консолидированного бюджета РФ в последние годы не превышали 37 процентов ВВП. А в Европейском союзе в 2018 году они составляли 46,6 процента, причем во Франции, Дании, Финляндии превышали 50 процентов. Чтобы уменьшить неравенство в России, надо перераспределять больше. Но при этом вопрос о качестве государственного управления становится еще более острым.
Прощание с либерализмом?
На мой взгляд, умерла идеология радикального либерализма, предлагавшая минимизировать роль государства в экономике, о ее поражении много пишут и на Западе. Этой идеологии мне не жаль. Но тревожно, что у нас не выработан никакой иной взгляд на то, как добиваться поставленных целей, как достичь достойного уровня жизни граждан и обеспечить устойчивое развитие общества. Впрочем, некоторые подвижки есть. Массмедиа много говорят и пишут о нацпроектах, но прошла практически не замеченной масштабная реформа управления проектной деятельностью. Фактически создана новая иерархическая система. Во главе ее — Совет при президенте Российской Федерации по стратегическому развитию и национальным проектам. Непосредственное руководство проектной деятельностью осуществляет президиум Совета и находящийся в его подчинении Проектный офис Правительства РФ. Кроме того, создаются ведомственные и региональные проектные офисы и общественно-экспертные советы. В системе предусмотрен центр компетенций проектной деятельности, а также временные органы управления проектами. Думаю, это шаг в правильном направлении.
Я много писал о необходимости индикативного планирования в новом его варианте как системы инициации, разработки, отбора и реализации широкомасштабных проектов. Целесообразность внедрения такой системы следует из опыта некогда отсталых стран, сумевших сделать рывок. Ее задача не диктовать бизнесу, что он должен делать, а организовать взаимодействие с ним так, чтобы завоевать его доверие и дать ему максимальную возможность для инициатив, направленных и на увеличение прибыли, и на повышение благосостояния всего общества.
Однако есть одна особенность российского варианта этой системы, резко снижающая вероятность успеха: решающий голос в этих вопросах имеет Министерство финансов. Такого не наблюдалось ни в одной успешной стране по простой причине. Основная задача Минфина — обеспечить финансовую стабильность, поэтому его руководители склонны минимизировать риски, а это, как правило, противоречит задаче обеспечения быстрого роста. Проектная деятельность должна возглавляться специальным агентством, нацеленным на достижение долгосрочных целей и в этом отношении стоящим над министерствами.
Нам жизненно необходимо выйти на траекторию быстрого экономического роста. Если при этом будет увеличиваться благосостояние всех слоев общества, то появится возможность существенно смягчить и проблему неравенства.
Журнал «Огонёк» №39 от 07.10.2019, стр. 16.