Обман и страдания, гордыня и зависть — главные источники нарастания протестов в мире.
Политолог Андрей Быстрицкий
Уходящий год запомнится нам многим, но, на мой взгляд, одна из самых важных его черт — впечатляющий рост того, что можно назвать социальной активностью или даже агрессией. И, возможно, это еще и признак растущего мирового хаоса.
Волна самых разных протестов прокатилась в 2019 году по значительной части современного мира. Тут и Чили, и Эквадор, тут и Франция, и Барселона, Иран и Ирак, Гонконг и Индия, многие другие страны и города. В отдельных случаях протесты завершились более или менее быстро, в иных местах они продолжаются, еще кое-где они скорее тлеют, но сохраняют скрытый потенциал резкого обострения.
Вообще-то протесты, демонстрации и забастовки — совершенно нормальное явление, в конце концов панацеи от социальных, экономических и политических конфликтов еще никто не изобрел. Люди имеют полное право быть недовольными чем-либо и откровенно высказываться об этом, демонстрировать свое несогласие и раздражение происходящим.
История, в том числе и самая недавняя, полна примеров этому. И потому можно вроде спросить: что особенного происходит? В Ливане решили ввести плату за мессенджер WhatsApp? Что ж, достойный повод для протеста и отставки правительства в итоге. В Чили повысили плату за проезд в метро? Чем не причина для массовых беспорядков и нескольких десятков жертв? Разве прежде протестов, причем по самым различным причинам, не было? Еще недавно мы все наблюдали «арабскую весну», которая, кстати, может, и не закончилась еще. Да и вообще, разве человеческая история не есть история восстаний и мятежей, взаимной ненависти и агрессии?
Тем не менее мне всё же кажется, что социальные стихии начала ХХI века имеют свои отличительные черты. И эти черты вызывают известную тревогу.
Во-первых, протестная активность ныне происходит в новой среде, в ситуации невероятного информационного и коммуникационного изобилия. Когда появился интернет, возникла иллюзия, что горизонты человечества расширятся, что мы на пороге эпохи разума и просвещения. Что ж, информации стало в самом деле больше, она теперь куда более доступная. Но вот к просвещению это никак не привело. Скорее наоборот. Воспламеняющие, но «фейковые», недостоверные новости не только свободно циркулируют, но и оказывают самое что ни на есть разрушительное действие.
И неважно, чего они результат — злого умысла, невежества или просто глупости или раздражения. Надо заметить, что люди много врали всегда, но никогда прежде эта ложь не была столь неустойчива. В результате огромная масса, как правило, неспособных к самостоятельному критическому мышлению людей становится заложником собственной некомпетентности и вынуждена либо слепо следовать за какими-либо лидерами или распространенными мнениями, либо впадать в растерянность, не зная каким сообщениям, сведениям стоит доверять. Проходящие в 2019 году протесты, кстати, весьма выразительны в этом отношении.
Во-вторых, — и это следствие новой коммуникационной ситуации тоже, но не только, — протесты почти что повсеместно лишены выраженного лидерства и системы требований. Понятно, что в каждом отдельном случае есть свой повод, своя причина. Новые законы, как в Индии и Гонконге, недовольство выборами — как в Эквадоре, повышение платы за сервис или стоимости каких-либо товаров и услуг — как в Чили и Ливане. Но везде выясняется, что казус белли никак не сводится к подлинным причинам протестов. Более того, согласие на удовлетворение первичных требований вовсе не всегда приводит к прекращению выступлений или хотя бы к снижению их размаха. Еще любопытнее то, что между декларируемыми мотивами протестов в разных странах нет никакой связи. Тут левые требования (их большинство, кстати), там — правые, а еще во многих местах и не поймешь, что за тип или типы сознания порождают эти самые протесты. В общем, ни внятной повестки, ни внятных лидеров. Но везде крайне резкое непризнание действующей элиты и очень серьезная, часто крайне радикальная роль молодежи.
В-третьих, размытость границ протестов. Опять же — новая информационно-коммуникационная среда играет свою роль. Не имея внятной повестки, выступления всё же оказываются элементом общего недовольства происходящим. Размытость границ протестов имеет и другое измерение — к ним вплотную примыкают экологические активисты, борцы за разные типы прав человека и тому подобные.
На первый взгляд, причин этому несколько: рост имущественного неравенства во всем мире, увеличение продолжительности и качества жизни, устарелость мировых элит, разрушение систем социализации и достижения социального согласия.
С ростом имущественного неравенства все более или менее понятно. Хотя люди не беднеют, но имущие увеличивают свой достаток быстрее сравнительно малообеспеченных. Опять-таки в силу беспрецедентно интенсивной коммуникации это очень заметно, границы между приватным и публичным размываются.
Рост продолжительности жизни и опять же коммуникационная открытость создали реальный или вымышленный барьер для многих молодых людей. Они не видят перспектив, пока «старики» всем правят. А «старики» здоровы и в состоянии протянуть еще долго. В глазах многих мировая социальная пирамида заострилась необыкновенно. Как кто-то заметил, теперь это не пирамида Хеопса, а башня Бурдж-Халифа, взобраться на которую почти что невозможно. И хотя мировая рождаемость не слишком высока, всё равно в глазах молодежи перспективы быстрого возвышения и продвижения выглядят уныло, если не скинуть или не потеснить нынешнюю верхушку.
В целом, конечно, такие утверждения — популистская демагогия. Ум и способности — не прямое следствие возраста. Но проблема есть, поскольку реальная взаимозависимость людей и стран растет, а вот уровень регулирования мировых процессов явно не адекватен сложившемуся положению дел. Более того, дело мирового самоуправления точно нуждается в улучшении. Яркий пример — мировая экологическая ситуация.
Наконец, значительно ослабли традиционные механизмы социализации, те механизмы, которые позволяют молодым людям встраиваться в мир взрослых, а взрослым находить способы сосуществования в мире, полном проблем, неравенства и несправедливости. Семья, школа, университет, церковь, армия, профсоюз, политические партии и иные социальные институты во многих странах перестали работать как институты социализации. Более того, даже телевидение, которое какое-то время подменяло многое, теряет свою интегрирующую роль. Социальные сети и прочие достижения новой коммуникационной среды не столько объединяют, сколько разъединяют людей, создают своего рода новые виртуальные племена. А такая разрозненность очень даже способствует манипуляции и прочим тоталитарным практикам. Просто бенефициары этих практик не очевидны.
Автор — председатель совета Фонда развития и поддержки дискуссионного клуба «Валдай», декан факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ, член Союза писателей