Причин этого — много, они давно известны, но сначала надо прекратить путать веру с религией и церковью.
К концу года в Московском патриархате забеспокоились: общество слишком мало знает о благих церковных делах. Всуе публике советуют вооружиться поисковыми системами, чтобы взять на себя труд поискать в информационном поле что-то хорошее про РПЦ. В сумеречной же зоне интернета, где царствуют анонимные информаторы, поползли слухи о тайных планах внедрения церковных агитаторов в популярные каналы неформальной информации.
Беспокойство церкви понять можно. Сочувствовать ему сложнее. В современной России у признанных, респектабельных религиозных организаций есть все возможности в полном объеме осуществлять свою деятельность. В храмах, мечетях, синагогах и дацанах совершаются священнодействия. Верующие исправно посещают богослужения, их спокойствие охраняет полиция. Душа получает все что хочет.
Митрополиты, муфтии, раввины и ламы иногда проплывают по голубым экранам под равнодушными взглядами телезрителей. Вот они слушают очередное послание государственного мужа, вот возлагают венки к мемориалам исторической славы. Телекамеры задерживаются на них лишь на миг – а далее сосредоточиваются на более важных официальных лицах. Духовенство дружно поддерживает государственные решения, а единичные возражения против державной воли не возымеют никакого действия.
Невооруженным глазом видно, что высшему духовенству хотелось бы большего: взять на себя воспитание юного поколения, поддержание нужного духа в войсках, окормления контингента в местах заключения, где в четырех стенах и с решеткой на окнах душа человека особенно податлива к убеждению. Однако, несмотря на многолетние усилия в этих направлениях, успехи весьма скромны. Духовно-нравственное воспитание школьников не дает плодов: сами священнослужители только и делают, что распекают нечестивую молодежь. Призывники в казармах, вместо того чтобы класть душу за други своя, бывает, расстреливают сослуживцев из табельного оружия. В узилищах набирают мощь тюремные джамааты и неонацистские группировки, да еще криминальная субкультура АУЕ расползается по стране.
Более того, в криминальных сводках чередуются упоминания то о религиозных фанатиках, то о сибаритах от духовенства. Трагические случаи на дорогах, в которых главными виновниками выступают клирики на дорогих иномарках, стали притчей во языцех, иначе говоря, мемами («попы на мерседесах»). Накопилась уже обильная вопиющая база фактов растления малолетних, которые совершаются в многодетных, с традиционалистским уклоном, семьях священников или просто ревнителей какой-нибудь стародавней веры. Даже то, что храмы грабят по всей стране, говорит о низком уровне почтения к святыням у населения.
Бывают моменты, когда вся Россия начинает говорить о духовенстве, даже повторять реплики честных отцов. Правда, обычно это связано с тем или иным скандальным высказыванием клирика. Скажем, брякнет кто-то седой в рясе о пользе битья детей, о «слабости ума» женщин, посоветует атеистам покончить с собой. Или иерарх, полжизни прослуживший при иностранных представительствах, убеждает молодежь отказаться от изучения иностранных языков – дескать, для того чтобы рожать детей и молиться, иноземная речь не нужна. Подобные откровения звучат и из уст духовных аксакалов иных традиций. Чего стоят хотя бы дискуссии о женском обрезании и о многоженстве в национальных республиках.
Складывается впечатление, что уровень влияния религий на бытие граждан определяется звонкостью священнического «хайпа». В остальном люди живут своими потребностями, о которых духовенство говорит мало и неохотно. Поэтому слово пастыря не покидает храмов и молельных домов, люди его не уносят в своих сердцах. Граждане живут своей жизнью, а духовная бюрократия – своей. Иногда они пересекаются, но редко, когда к обоюдной пользе.