Пандемия подвела черту под философией универсализма. Лекция в фонде Горчакова «Перелом, которого ждали: как пандемия открыла новую эпоху».
Фёдор Лукьянов
22 апреля главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Фёдор Лукьянов провёл онлайн-лекцию, которая была организована Фондом Горчакова. Открыл цикл виртуальных горчаковских лекций накануне, 21 апреля, министр иностранных дел РФ Сергей Лавров. Мы публикуем краткие тезисы выступления Фёдора Лукьянова на тему «Перелом, которого ждали: как пандемия открыла новую эпоху». Также вы можете посмотреть видеозапись с сессией вопросов и ответов в конце этой статьи.
COVID-19 – не бубонная чума, но…
При всём коварстве COVID-19 – не бубонная чума и не чёрная оспа. Мир уже видел глобальные кризисы, кровавые конфликты и мировые войны. По каждому отдельному параметру текущая ситуация не уникальна. Но в сочетании – она беспрецедентна. Невозможно было представить себе явления, которое способно в столь короткий срок загнать в изоляцию миллиарды людей, «выключить» мировую экономику, выявить взаимосвязанность этого мира, отгородив при этом всех от всех.
Вирус усугубил тенденции, которые были и раньше. Он не создал ничего нового, но он катализировал процессы, начавшиеся годы назад. Подчеркнул фрагментацию и одновременно показал глобальную целостность. Раньше в мире были отдалённые районы, которые, как нам казалось, жили относительно своей жизнью. Сейчас ЮАР, Аргентина, Новая Зеландия, Исландия, места, которые считались далёкими от центральных процессов, находятся в той же ситуации, что и США, Китай, Россия, Хорватия.
Вирус глобализации, который эту глобализацию с одной стороны разрушает, а с другой стороны, подчёркивает – новый феномен.
Конец мира всеохватности и всеобщей мобильности
Сейчас многие говорят, что мир никогда не будет прежним. Понятно, что имеется ввиду тот мир, к которому мы успели привыкнуть за довольно короткий исторический период. Мир всеохватности и всеобщей мобильности. Глобализация для обычного человека проявлялась в том, что мир пришёл в его каждодневную жизнь. И теперь этот мир будет сильно скорректирован новыми реалиями.
С другой стороны, можно утверждать обратное – мир как раз станет прежним. Но не тем, к которому мы привыкли, а тем, который существовал на протяжении большей части истории. С середины XX века международная жизнь была весьма хорошо регулируема – во время холодной войны одним способом, после – в период конфронтации и попытки построения однополярного мира – другим. Всё это приучило нас к упорядоченности. Но то, что происходило после Второй мировой войны было скорее исключением. Никогда до этого дела не были до такой степени управляемы. И теперь мы возвращаемся туда, где мы были до экстраординарных событий середины прошлого столетия.
Ценность человеческой жизни и экономические издержки
Одни сейчас говорят о недопущении взрывного характера эпидемии, другие – о том, что людей жалко, но ущерб будет ещё больше, если продолжать держать карантин.
Сам факт того, что человеческая жизнь на весах государственной политики оказалась равноценной и даже тяжелее, чем целесообразность экономического и социального развития, достижение именно последнего исторического периода. Прежде такой дилеммы просто не возникало. Экономическое развитие всегда было в приоритете. Сейчас это невозможно практически нигде. Швеция и Белоруссия пытаются идти против потока. Все остальные – и авторитарные и демократические государства исходят из того, что карантин – единственный способ борьбы с пандемией, невзирая на экономические издержки. И это серьёзный прогресс для человечества. Один из ключевых вопросов: не случится ли отката назад? Если не случится, значит, что гуманитарное развитие человечества за последние двести-триста лет не прошло бесследно.
Чему нас научила пандемия
Главным уроком пандемии стало то, что мы убедились в недееспособности унификации. Теория о «конце истории» предусматривала, что есть определённая модель развития общества, экономики, государства, которая правильна просто потому, что эффективна и оптимальна в ряде западных стран. Вопрос был только в том, когда остальные государства к этой западной либеральной модели придут.
Кризис показал, что различия проходят не по линии демократии и авторитаризма. Дело не в этом. Есть авторитарные страны, которые успешно справляются с вирусом, найдутся и те, которые справятся плохо. Есть демократии, которые провалили миссию, а есть те, которые сработали как часы. Для борьбы с пандемией одинаковые меры принимаются в государствах с разным политическим устройством.
В ситуации серьёзных вызовов вопрос важно то, какова национальная культура. Даже внутри одной и той же модели могут быть совершенно различные подходы: сравните Норвегию и Италию, и всё станет понятно. Пандемия подвела черту под философией универсализма, которая уже давно дышала на ладан, но сейчас это проявилось в самом что ни на есть ярком виде.
Государство возвращается
Тенденции на фрагментацию мировой системы будут катализированы, но не стоит называть это деглобализацией. Последняя предполагает распад системы взаимосвязанности. Но она останется серьёзным структурным фактором.
Государство как основа международной политики возвращает себе своё законное место. В либеральную эпоху широкое распространение получили гипотезы о том, что государство уходит, размывается глобальным миром, который стирает границы.
Но глобальному миру не удалось это в полной мере. Сейчас мы видим, что никто другой, кроме государства, перед гражданами ответственности не несёт. Классическое устройство международных отношений никуда не денется. Возвращение государства будет наблюдаться во всех сферах, в том числе в экономической.
Россия и американо-китайские жернова
Течение и выход из коронакризиса усугубят то противоречие, которое ранее наметилось на между США и Китаем. Противоречия копились давно. Пик позитивного взаимодействия двух стран был пройден ещё в середине 2000-х гг., когда процветала идея Кимерики (Chimerica). Отношения начали портиться после кризиса 2008–2009 гг., осложнились при Бараке Обаме, а когда пришёл к власти Дональд Трамп – конфронтация перешла в открытую и острую фазу.
Происходящее повлечёт за собой много последствий. Для России это сложный вопрос. Могут возникнуть некоторые возможности, когда две крупнейшие страны – США и Китай – будут заинтересованы в российском благожелательном отношении. Но это, что называется, «избави меня, Боже, от такой любви». Попасть в американо-китайские жернова противостояния – не в интересах России.
Совсем не участвовать в этом противостоянии не получится, потому что будут втягивать, но надо просчитывать все риски – а риски эти будут расти. Вряд ли у нас есть выбор – с кем быть. Китай нам ближе и в географическом смысле, и в политическом – в конце концов это страна, которая не занимается систематическим подавлением России.
Расползание альянсов: зачем Западу рамки, догмы и санкции.
Понятие альянсов, к которому мы, как и ко многому другому, тоже привыкли в прежнюю эпоху, превращается в нечто эфемерное. Мы видим, что происходит в крупнейших организациях и союзах, даже в тех, чьё единство завязано на огромном количестве факторов, в том числе и ценностных, как например, Европейский союз или НАТО: с началом пандемии всё это посыпалось.
Не надо питать иллюзий, что встряска, вызванная COVID-19, изменит идеологический нарратив в отношении России, что санкции в связи с произошедшим пересмотрят или отменят. Этого не произойдёт. И дело здесь вовсе не в какой-то особенной русофобии.
Так получилось, что расползание казавшихся базовыми альянсов настолько пугает их участников, считавших, что эта система будет вечной, что они будут пытаться хоть как-то это сохранить и зафиксировать. А для этого потребуются рамки и догмы, существовавшие на протяжении всех предшествующих лет. Если альянс шатается, чем-то его надо закрепить. И, возможно, русская тема снова станет одной из таких подпорок.
По крайней мере, до 1980-х гг. казалось невероятным, что СССР может исчезнуть. Но он исчез. Сейчас что-то похожее происходит и с Европейским союзом – я не предрекаю его распад, но наивно полагать, что это финальная форма европейского политического строительства.
Что в итоге.
Во-первых, не надо переоценивать значение происходящего: ничего принципиально нового пандемия в этот мир не принесла.
Во-вторых, не надо его недооценивать, потому что уходит тридцатилетняя эпоха, когда предполагалось, что мир движется в определённом направлении, и пусть не все были им довольны, но оно всё же было обозначено. С этим надо попрощаться.
Мы выходим в чистое поле, в котором есть колеи (старые и свежие), а есть целина. Вот в этом поле мы сейчас все и стоим.