И на земле, как и на небе.
Исследование Писания
(1 Кор. 13:1-7)
В этом абзаце Послания Коринфянам Павел начинает один из прекраснейших и глубочайших разделов Библии.
Перед этим он говорил о различных видах чудодейственных даров. Мирское по своей сути состязание за более заметные дары было разрушительным для церкви, и Павел подчёркивал тот вклад, который духовные дары должны были вносить в единство тела. Теперь он на время откладывает разговор о зрелищных дарах, известных коринфянам, чтобы сказать о любви — качестве, которое не требовало наличия сверхъестественных даров от Духа. Любовь, о которой он пишет, — это не просто тёплое чувство, которое приходит и тут же испаряется. Это устойчивое расположение духа, которое начинается с принятия решений и заканчивается действиями.
Это величайшее утверждение Библии о превосходстве любви в христианской жизни не является отступлением от темы о единстве и разнообразии в теле. Люди думают, что высказывают глубокую мысль, говоря, что если в церкви царят мир и любовь, то сумма становится больше слагаемых. Правильнее будет сказать, что дары каждого усиливаются, когда христиане любят и поддерживают друг друга. Люди больше могут дать целому, когда они оказывают поддержку своим собратьям, получая такую же поддержку в ответ, но целое никогда не может быть больше суммы слагаемых.
Заявление Павла о превосходстве любви находит более чем достаточную поддержку во всём Писании. Когда Иисуса попросили назвать величайшую заповедь в законе Моисея, Он дал мгновенный ответ. Если средневековый иудейский учёный Маймонид (1135–1204) насчитал в Законе 613 заповедей, то Иисус собрал их в две:
«Первая из всех заповедей: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всем разумением твоим, и всей крепостью твоей» — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Иной, большей этих, заповеди нет» (Мк. 12:29–31).
Любовь — принуждающая сила, которая заставляет христиан рассказывать другим о Божьей благодати и о спасении от греха, которое доступно всем, так как было оплачено кровью Агнца. «Любовь Христа движет нами, — писал Павел позже тем же коринфянам, — потому что мы убеждены в том, что раз Один умер за всех, то, значит, все умерли» (2 Кор. 5:14; Международное Библейское Общество).
Слова «любовь», «вера» и «благодать» являются базовыми принципами для тех, кто исповедует Иисуса Христом. В политических кругах ключевыми словами могут быть «патриотизм», «свобода» и «семья». Проблема с подобными словами состоит в том, что они могут настолько меняться в зависимости от ситуации, что теряют всякое конкретное значение. Когда слово имеет слишком много значений, оно перестаёт значить что-либо вообще.
На протяжении всей своей длинной истории Христова церковь пытается дать определение таким идеалам, как любовь, вера и благодать. Дать определение слову — значит ограничить его, констатируя, что не всё может подразумеваться под данным термином. Нельзя руководствоваться принципами, не понимая этих принципов. Автор Послания к евреям привёл примеры, чтобы облачить в слова «веру» (Евр. 11). Христиане могут быть благодарны Павлу за то, что он в 1 Кор. 13 перенёс «любовь» из области абстрактного в конкретную сферу поведения.
ВАЖНОСТЬ ЛЮБВИ (13:1–3)
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы».
Дух наделил читателей Павла разнообразными дарами; но апостол, по сути, сказал, что без любви они лишь звук пустой (13:1). Мы можем предположить, что это сам Павел возложил руки на уверовавших коринфян, когда Дух передал им экстраординарные силы духовных даров. В обязанность апостола входила передача сверхъестественных даров христианам, обладавшим лидерскими наклонностями, и возложение рук было внешним символом такой передачи (Деян. 8:14–17; см. 2 Кор. 12:12). Так как они могли демонстрировать чудодейственные дары по своему усмотрению, то некоторые христиане, очевидно, использовали их ради собственной выгоды. Дар языков был особой темой.
Нигде в посланиях Павла не говорится о языках, кроме как в связи с Коринфом. Они упоминаются трижды в Деяниях (2:4–8; 10:46; 19:6). В других перечнях сверхъестественных способностей христиан дар языков не упоминается (Рим. 12:4–8; Еф. 4:11–13; 1 Пет. 4:10, 11). Говорение на языках в Новом Завете — редкость. Некоторые хотят дать «языкам» новое определение, приравняв этот дар к эмоциональному лепету, который они называют «харизматическими речениями». Сегодня они пытаются перевести говорение языками на уровень главного переживания в общецерковном поклонении. В Новом Завете такой тип говорения языками не имеет библейского основания.
Некоторые в коринфской церкви сверхъестественным образом получили способность говорить на языках, которые они не изучали обычными методами. В греко-римском мире нередко раздавались заявления о происходящих чудесах, но Павел постарался провести грань, отличающую его собственное поведение и поведение христиан от любой сравнимой практики в языческом обществе. Хотя внешне могло показаться, что было некоторое сходство между ним и бродячими философами, которых обычно видели на греческих рыночных площадях, апостол ясно дал понять, что он не имеет никакого отношения к этим шарлатанам (1 Кор. 9:15; 2 Кор. 12:13, 14; 1 Фес. 2:9) Для некоторых греческих культов было характерно механическое, бессмысленное бормотание, произносимое в состоянии транса. Такие культовые практики кое-кто приравнивает к говорению на языках в Коринфе. Павел считал, что экстатическая речь греческих пророческих речений отличалась — как по форме, так и по назначению — от наречий, на которых говорили христиане, которые получили дар языков.
В отличие от говорения на языках, греческое слово агапэ («любовь») представляло концепцию, которая появилась в церкви и не имела аналогов в греко-римском мире I века. Она заключалась в том, что человек может поставить себя на место другого человека и действовать во благо этого другого. Христианин проявляет любовь милостивыми поступками, не рассуждая о том, достоин ли человек этого, и ничего не прося взамен. Источник такой любви находится в сердце человека, отдающего любовь, а не в качествах того, кто принимает любовь. Это такая любовь, какую проявил Бог, послав нам Спасителя, и это то качество, которое продемонстрировал Иисус на кресте.
Так как христиане в Коринфе вознесли говорение на языках на самый престижный уровень, Павел постарался высказаться об их системе оценок. Даже если кто-то говорит «языками человеческими и ангельскими» (13:1), сказал он, то без любви это будет бесполезная болтовня. Любовь — это природный дар, который могут развить в себе все. Неясно, что имел в виду апостол под словами «языками… ангельскими», но, возможно, это всего лишь гипербола, означающая наипрекраснейшие звуки, какие только можно себе представить.
Апостол в 13:1–3 использовал местоимение первого лица, «я». Он сам говорил на языках, если это было необходимо, но всегда понимал, что дар этот второстепенный по сравнению с любовью.
Стих 1. Без любви даже самую изысканную демонстрацию говорения на языках можно приравнять к пустому звуку, подобному тому, что производит медь звенящая или кимвал звучащий. Когда христиане не любят Бога и друг друга, то под угрозой оказывается единство церкви, доброжелательность и братская любовь. В начале II века у Игнатия Антиохийского и других была поговорка. В идеале, говорили они, христиане и их лидеры должны действовать, «как струны в цитре» (Игнатий Антиохийский Послание к ефесянам 4; Послание к филадельфийцам 1). Языки, используемые только для собственного прославления, могли произвести лишь диссонанс.
Слово «медь» — перевод греческого слова кхалкос, означающего медь или латунь. После завоевания Коринфа римскими войсками в 146 г. до н.э. коринфские произведения искусства, сделанные из латуни, стали высоко цениться в Риме. Вряд ли Павел, писав из Эфеса через двести лет после того, как город был разграблен, имел в виду римскую знать, которая боролась за обладание произведениями искусства, сделанными из коринфской латуни. К тому же, такое предположение нисколько бы не прояснило значение его слов. Согласно более поздней теории, Павел имел в виду резонирующие сосуды, сделанные из меди и использовавшиеся для усиления звука во время театральных представлений. Но такое предположение тоже вряд ли правдоподобно, так как апостол явно имел в виду некий отрицательный эффект. При таком подходе получается, что он говорил о том, что говорение на языках при отсутствии любви приносило слушателям пользы не больше, чем резонирующие медные сосуды приносят пользы аудитории. В конечном счёте, традиционное объяснение самое лучшее: выражение Павла «медь звенящая» означало кусок металла, не предназначенный для использования в качестве музыкального инструмента, — предмет, аналогичный «кимвалу звучащему». Если ударить по этому куску меди молотком, то послышится звук, но это не будет ничем полезным; так и говорение на языках с целью личного прославления ничего не приносит телу Христа.
Стих 2. Человек, демонстрирующий дар без любви, — ничто. Пять раз в первых трёх стихах этой главы Павел использовал гипотетическое «если» (эан). Неудивительно, что он в первую очередь обращается к текущей проблеме: «Если я говорю языками…» (13:1). Затем он продолжает: «Если имею дар пророчества… и всю веру…». Далее он говорит: «Если я раздам всё имение моё и отдам тело моё…». Всё это высоко ценилось теми, кто знал Христа; однако, заявляет Павел, без любви всё это будет в равной степени бесполезным. Без любви никакие дела христианина не могли возвеличить Христа или укрепить Его царство. Павел призвал к тому, чтобы ревновать о дарах больших (12:31), но он хотел, чтобы братья правильно эти дары оценивали.
Дар пророчества был сродни учительству, но пророк говорил как имеющий власть от Бога. Бог направлял речь пророка (см. 12:10). Пророчество способствовало созиданию церкви больше, чем говорение на языках, потому что пророчествовавший говорил «людям в назидание, увещание и утешение» (14:3). Весть, переданная на иностранном наречии, без переводчика будет бессмысленной, а пророк был призван возвещать великие истины от Бога так, чтобы они были поняты. Наставление такого руководителя «помогает их созиданию, даёт поддержку и утешение» (Российское Библейское Общество).
От пророчества апостол переходит к пониманию та[йн] (мистэриа). Это было важное слово в религиозном греческом мире. Культы вроде посвящённых Дионисию и Деметре сопровождались старинными обрядами-мистериями, которые должны были пройти посвящаемые, желавшие глубоко познать божество. Мистические обряды имели большое значение и в восточных культах, таких как культ Исиды и Кибелы, которые были введены в греческий пантеон относительно недавно. Во Христе тайны были открыты (Еф. 3:4–6, 9). Тем не менее, знание всех тайн — языческих, иудейских или христианских — ничто без направляющей руки любви.
Павлу ближе было познание. Он сказал, что предпочитает «пять слов сказать умом [своим]», «нежели тьму слов на незнакомом языке» (1 Кор. 14:19). Христианская вера в его разуме и его сердце основывается на познании; но простое познание, лишённое любви к Господу и Его народу — ничто. Вряд ли есть что-то для христианина важнее веры. Вера — вертикальное понятие; в него входит доверие верующего Богу и надежда его на Бога. Иисус использовал образный язык, говоря, что вера в Бога может творить невообразимое (Мф. 21:21). Заявлять о знании или вере, не имея любви, — значит превращать жизнь во Христе в посмешище.
Стих 3. Павел говорит, что самые высоко чтимые чудодейственные дары — языки, пророчество, познание, и даже вера — будут бесполезны, если у обладающих ими не будет любви. Даже тот, кто обладал этими дарами в высшей степени, был бы ничто, если в нём не было бы любви. Определённый вид знания приводит к соперничеству, которое разрушительно для единства тела. Наделённый глубоким проникновением в суть вопросов пророк мог говорить истину, не проявляя ни сострадания, ни любви. Он мог обладать глубокими познаниями в Писании и понимать все тайны; но если он не говорил от любящего сердца, то все его усилия были абсолютно провальными.
Иисус сказал Своим ученикам, что если бы их вера была с горчичное зерно, то они могли бы горы передвигать (Мф. 17:20). Даже самая глубокая вера бесполезна без любви. Джон Стотт выразил это следующим образом: «Любовь — главное, первостепенное, превосходящее, отличительное качество народа Божьего. Ничто не может вытеснить или заменить его. Любовь превосходит всё». Коринфяне своей практикой, если не учением, сместили любовь с её места в пользу чудодейственных даров.
Без любви духовные дары не приносили никакой пользы. Павел не столько стремится дать определение любви, сколько пытается внушить своим читателям, как следует поступать человеку, побуждаемому любовью. Ни любовь, ни вера не приближаются к примеру, установленному Христом, пока из абстрактных понятий не станут конкретными. По этой причине мысль апостола перескакивает с темы любви к теме личных жертв, на которые может побудить любовь. Например, человек может раздать целое состояние или даже принести величайшую жертву — отдать свою жизнь — из гордости, гонора или желания прославиться. На какие бы личные лишения ни пошёл человек, Павел говорит, что если это не было сделано из любви к брату или к Богу, то всё это было бесполезно. Во Христе важно не только то, что делает человек, но и расположение сердца, которое побуждает к таким действиям.
В связи с переводом с греческого языка в 13:3 возникают два вопроса. Первый касается того, как наилучшим образом перевести глагол псомидзо («накормить»), который встречается в Новом завете только здесь и в Рим. 12:20. Слово означает определённый вид подаяния, а именно «дать еды» или «дать кусок хлеба» голодному. В современном греческом языке хлеб — это псоми. Восстановительный Перевод Библии раскрывает значение этого слова, предлагая такой перевод: «И если я раздам всё своё имущество другим на пропитание», что, к сожалению, не отражено в Синодальной Библии.
Второй вопрос касается древних греческих копий 1 Коринфянам. Одна трудность для переводчиков — найти слово с таким же оттенком значения, какое имеется у греческого слова; другая трудность состоит в том, что древние манускрипты (рукописные копии) греческого текста имеют разночтения. Английские (как и русские — прим. перев.) переводы почти единодушны в переводе придаточного предложения «и отдам тело моё на сожжение»; однако имеется достаточно свидетельств, указывающих на другой смысл. В древних копиях, пользующихся большим доверием, вместо каутэсомай (будущее время страдательного залога изъявительного наклонения со значением «быть сожжённым») или каутэсоумай (прошедшее время аорист страдательного залога сослагательного наклонения со значением «быть сожжённым»), стоит каукхэсоумай («хвастаться или прославлять себя»). Написание этих слов очень похоже. Какой-нибудь древний переписчик мог нечаянно написать одно слово вместо другого. Текстологи, как правило, считают, что переписчик предугадывал и неправильно копировал то слово, которое упрощало текст, а не то, которое усложняло его. Поэтому они склонны считать оригиналом более трудное прочтение. В данном случае более трудным и, возможно, более достоверным прочтением будет «хвалиться». Если Павел использовал глагол каукхесоумай, когда писал письмо, то лучшим переводом будет: «…отдам своё тело, чтобы хвалиться» (Восстановительный Перевод). К счастью, смысл в различных вариантах отличается незначительно.