Массовая социальная шизофрения нарастает.
Маргарита Симоньян
Первый толчок всегда из США, а дальше мгновенно — по всем сателлитам. Напрасно любимая Америкой телеведущая сетует, что в ее детстве блекфейс считался нормальным.
Уже не считается. Уже заклеймены любимые Америкой сериалы, которые были прекрасной частью ее современной истории и культуры. А им всего-то 10-15 лет. Но шуточки из них уже оскорбительны и недопустимы. Я первый раз внутренне разошлась с Америкой в 95-м, когда обнаружила, что мужчины не открывают мне дверь, не пропускают вперед, не помогают тащить тяжелое, потому что меня это должно оскорблять. А меня вот, как назло, оскорбляло обратное.
Что будет ненормально и оскорбительно завтра? Носить черную одежду? Гендерно не нейтральную одежду? Петь этнические песни, если не принадлежишь к этому этносу? Называть пожилого пожилым, а молодого — молодым? Женщину — женщиной? (Upd: это уже).
Энтузиазм, с которым самая громкая часть общества приветствует очередную недопустимость, сродни энтузиазму ребенка, которому показали, что можно поругать стол, который его ‘ударил’. Забавляет также избирательность борьбы за разные права. Которую никто даже не замечает. Гей-браки разрешены, а многоженство запрещено. Почему? Это ведь тоже союз consenting adults. Они тоже хотят иметь возможность официально жить согласно своему выбору.
А индейцы, трагическая судьба которых никого не заставляет, например, запрещать называть их Indians, хотя вполне оскорбительно, что целый небелый народ получил название, будучи перепутанным белыми европейцами с другим небелым народом. И оба этих народа до сих пор по-английски называются одинаково, в том числе в масскультуре. Когда переименовываем Индиану? Громим Индианаполис? Смею предположить, что и это все не за горами.
Еще несколько лет такой экспоненциальной смены этики — и в обществе не останется людей, никогда не писавших и не говоривших недопустимое. Уже сейчас безошибочно успевать за взметенным карнавалом суетных норм может только очень современный и глубоко погруженный в медийную повестку человек. Люди, занятые, в основном, своими старомодными делами, становятся хамами и изгоями случайно, просто не зная этих множащихся директив.
А скоро буквально каждого можно будет подвергнуть гражданскому уничтожению за то, что он годы назад фоткался в черных очках или учил детей цветам радуги, имея в виду просто радугу, таким образом оскорбив ее новое этическое значение. И тогда маятник качнется в другую сторону. Порицание будет вызывать, наоборот, избыточная политкорректность. Вспомнят и про свободу слова, и про терпимость к инакомыслию. И это тоже уйдет в крайности — оскорблением уже не будет являться то, что сейчас преследуется по закону, вроде нацистских идей и действительной дискриминации.
Самые оголтелые будут соревноваться теперь уже в этом: кто ярче продемонстрирует внутреннюю свободу, оскорбив пожестче и понедопустимее. Вот увидите. Кто доживет, конечно. А мы пока, я надеюсь, изумленно подождем в сторонке. В конце концов, прошло 25 лет, а в России мужчины все еще открывают мне дверь, пропускают вперед и не дают носить тяжести.