У нас Ефремовы и Серебренниковы не только в театрах.
Сергей Мардан, публицист
Если говорить о содержательной части процесса над Кириллом Серебренниковым, то там все просто. Известный театральный режиссер получил огромное госфинансирование на свои проекты. Обналичил десятки миллионов рублей по самым тупым и примитивным схемам. Естественно, не смог нормально отчитаться. Суд признал его виновным «в организации преступной группы и хищении 129 миллионов рублей». И вынес… условный приговор.
Согласно УК РФ – это хищение в особо крупных размерах. Хотя страна, где минимальный размер оплаты труда 12 тысяч рублей в месяц, и так понимает, что 129 млн – огромные деньги. Еще страна понимает, что если российские суды легко дают три-четыре года за мелкие кражи, то три года условно за украденные 129 миллионов выглядят чистым издевательством над логикой и здравым смыслом.
Но приговор Кириллу Серебренникову на самом деле мало кого удивил. Разве что – либо совсем наивных людей, либо полностью «упоротых», которые продолжают толковать про «государственного монстра, который неохотно разжал челюсти». Большинство же только плюнуло да сказало: «Ворон ворону глаз не выклюет».
Люди, понимавшие, кто такой Серебренников, насколько он является частью системы и какие последствия мог иметь реальный срок ему, с самого начала недоумевали – с какой целью было открыто дело «Седьмой студии». Однако процесс, который поначалу был просто темой для богемного междусобойчика, через три года превратился в одно из самых обсуждаемых событий в стране.
Вынесение приговора Кириллу Серебренникову проходило на фоне другого криминального сюжета – смертельного ДТП Михаила Ефремова. Интерес к нему хотя и пошел немного на спад, но не настолько, чтобы люди не стали проводить закономерные параллели. Там – убитый человек. Тут – похищенные 129 млн рублей. Виновники – известные и влиятельные люди, поэтому для них – никаких последствий.
«Элитка» снова оказывается неподсудной. Этот вывод настолько очевиден, что соцсети просто захлебываются от этого и подобных комментариев. Люди требуют справедливости. Это никакой не «запрос на справедливость», как выражаются политтехнологи.
Это – требование. Иначе реакция на смертельное ДТП на Садовом кольце не была бы такой ожесточенной и всеобщей. Сословность в русской версии – это совсем не Франция образца 1980 года, где «старые деньги», десять поколений политической, военной и интеллектуальной элиты и такие же поколения наследственных рабочих, булочников и мелких чиновников.
Русская сословность – это канун 1905 года. С аристократией, которая в упор не хочет замечать «подлые» сословия и полагает за настоящих людей только себя и вся остальную страну, которая только и мечтает, что поднять этих сверхчеловеков на вилы. 90-е годы, кроме множества прочих проблем, оставили нам и эту. А последующие двадцать лет социальное расслоение углубили до состояния пропасти.
То, что выдается за «систему», на самом деле – антисистема. Сословность словно рак разрушает государство. Лишает общество воли и стремления к созиданию, а вместо этого в нем растет ожесточение. Это расслоение проходит не столько по размеру богатства, сконцентрированного у условной тысячи богатейших семей, сколько по количеству возможностей, сконцентрированной у одной социальной страты. В конце концов, ни Ефремова, ни Серебренникова никак нельзя отнести к богатым людям. Небедные – да. Но не более того.
Однако по возможностям «решать проблемы», по доступности им ресурсов посредством влиятельных друзей, поклонников, спонсоров, они на сто процентов относятся к той социальной страте, которая чувствует себя в России главной. Выясняется, что эта страта – неподсудна, законы писаны не для нее. Это происходит раз за разом.
Дело Васильевой. Дело Ефремова. Дело Серебренникова. Они просто оказались самыми громкими. А сколько таких негромких дел случается в больших и малых русских городах, память о которых, однако, копится в массовом сознании и вырабатывает соответствующую модель поведения и общественную этику?
Это гораздо важнее, чем любой рейтинг любого политика. Это то, что словно радиация, выводится из общественного организма долгие годы. Или не выводится. И убивает его.