Переживут ли особые отношения Москвы и Минска нынешний кризис?
Тимофей Бордачев, программный директор клуба «Валдай».
На фоне потрясений, которые международная политика переживает в этом году, очередное обострение полемики в диалоге России и Белоруссии – явление не самое примечательное. Для обоих государств оно также могло бы иметь более фундаментальное значение, если бы случилось в прежние времена, когда Европа была реальной политической альтернативой России на пространстве бывшего СССР, а США не погрузились еще в пучину внутреннего политического конфликта. В этом смысле украинским националистам повезло – они осуществили свою революцию, буквально вскочив в последний вагон уходящего силового доминирования Запада.
Сейчас ситуация принципиально другая, и последствия конфликта Москвы и Минска вряд ли окажутся драматическими. Это, однако, не отменяет необходимости уделить белорусскому вопросу внимание. Хотя бы потому, что речь идет о государстве, наиболее тесно связанном с Россией на протяжении уже четверти века своей независимой истории.
Отношения России и Белоруссии после распада Советского Союза – действительно уникальный опыт. В середине 1990-х эта страна была единственной на всем постсоветском пространстве, не доставлявшей Москве сколько-нибудь серьезных неприятностей. Поддержка белорусского государства и президента Лукашенко лично – это не стратегия или результат точного расчета. Она стала естественной реакцией на ситуацию, когда все границы пылают, а на одном участке чудесным образом царит спокойствие.
Особые отношения облекались на протяжении 25 лет в разные институциональные формы. Наиболее амбициозная из них – создание Союзного государства, а наиболее цивилизованная – евразийская экономическая интеграция. Однако в политическом отношении диалог Москвы и Минска мало изменился. Для российской внешней политики, живущей уже почти 30 лет в режиме: «Ждут, бывало, с юга, глядь, – Ан с востока лезет рать», Минск – это нечто, не требующее особого внимания просто в силу своей беспроблемности. Мы же не можем считать проблемами периодические дискуссии о ценообразовании на российские энергоресурсы для Белоруссии? Они, конечно, важны для ряда корпораций, но не могут сравниться по масштабу с задачами, которые Москве приходится решать на мировой арене.
Это, однако, не отменяет постоянной позиционной борьбы, которую Запад и, в данном случае, Европа, ведут против России на ее периферии. Несмотря на массу неурядиц внутри ЕС, европейские партнеры продолжают ходить вокруг российской границы, как рыкающий лев, ища, кого бы поглотить. И тем самым по меньшей мере создают иллюзию альтернативы, заполняя ненужными ожиданиями информационное пространство. Внешнеполитические метания партнера, частично с такой иллюзией связанные, сами по себе не означают ничего хорошего – наблюдатели делают вывод об отсутствии у страны стратегического курса.
Но наиболее важная проблема, с моей точки зрения, заключается в другом. За все годы особых отношений и интеграции не были созданы достаточно крепкие механизмы сохранения в Белоруссии существующего политического режима. Пока он имеет ярко выраженный персоналистский характер, и в этом априори нет ничего плохого. Однако при любой персоналии взаимодействие с союзниками должно способствовать уверенности в завтрашнем дне у этих самых союзников. Европейская интеграция поэтому и оказалась успешным элитарным проектом, что давала правящим кругам дополнительную страховку от внутренней революции. Судя по действиям главы белорусского государства, наш интеграционный процесс здесь не очень преуспел. Главный вывод из конфликта – даже если тот или иной партнер не представляет собой вызова для национальной безопасности России, сохранение его в таком качества все-таки требует большего. Белоруссия хороша для Москвы такой, как она есть последние 25 лет. И задачей должно быть создание цивилизованных условий для поддержания этой страны в комфортном для России состоянии.
Москва, как показал опыт Сирии, прекрасно умеет сохранять дружественные режимы при помощи военной силы. Но существует еще масса пригодных для этого ресурсов, лежащих в правовой, институциональной и экономической плоскости.