России не удалось запустить мусорную реформу.
Александра Кошкина
Проблема бытовых отходов в России с каждым годом становится все острее. Кто-то машет на это рукой, а кто-то старательно сортирует упаковку на макулатуру, стекло, пластик и органику. Однако мусор, который мы выносим из дома, – лишь капля в море. И объемы этого моря достоверно никто не знает.
По данным Счетной палаты, в России ежегодно образуется около 4 млрд тонн отходов производства и потребления, как это звучит официально. Из них только 55–60 млн тонн – твердые коммунальные отходы (ТКО).
«Действительно, когда мы говорим об отходах, то фокус внимания смещен исключительно в зону твердых коммунальных отходов, в то время как их объем от общего количества образуемых за год в России отходов производства и потребления составляет не более 5%, – говорит заместитель председателя комитета по экологии «Деловой России» Наталья Беляева. – И проблематика этих отходов не слишком освещается в средствах массовой информации. К таким отходам относятся не только строительные отходы, но и отходы добычи полезных ископаемых, отходы обрабатывающих производств, отходы сельского хозяйства, в том числе животноводства и птицеводства, охоты, рыболовства и т.д.».
Однако статистика растет. В 2018 году насчитывалось 7,3 млрд тонн отходов, тогда как еще в 2016 году было 5,4 млрд тонн, по данным Росстата. Но не стоит паниковать. Во-первых, скорее всего, мусора образуется еще больше, чем отражает статистика. А во-вторых, вряд ли он растет такими шокирующими темпами, просто его стали лучше учитывать.
«Данные некорректные, потому что система отчетности в сфере отходов крайне непрозрачная, – отмечает руководитель программы повышения квалификации ИГСУ РАНХиГС «Управление отходами производств и потребления» Содном Будатаров. – Есть такая форма статистического наблюдения 2-ТП – ее подают предприятия и организации в Росприроднадзор. Он аккумулирует эти отчеты и формирует общую статистику. Но дело в том, что предприятия могут эту форму подать, а могут и не подать. Это во-первых. А во-вторых, они могут предоставить искаженные сведения – показать отход под другим кодом ФККО (Федеральный классификационный каталог отходов. – «Профиль»), чтобы не платить экологический сбор или значительно занизить объем отходов. Проверить крайне трудно, особенно силами Росприроднадзора».
А есть ли переработка?
Поэтому, по его оценке, ТКО составляют меньше 1% из всего объема отходов в стране. В целом, если верить Росстату, большинство мусора (более 80%) образуется при добыче полезных ископаемых. А доля утилизации, по данным правительственной Стратегии развития промышленности по обработке, утилизации и обезвреживанию отходов производства и потребления, около 61%. Основными методами называется закладка горных выработок, когда они уже отслужили свой срок, или рекультивация земель. Но это не совсем те методы, которые мы подразумеваем, когда говорим о переработке.
«Если говорить в целом, то доля переработки промышленных отходов и получение из них товара с высокой добавленной стоимостью ничтожно мала, – говорит Содном Будатаров. – В лучшем случае из 7 млрд тонн отходов перерабатывается не более 3%. Точных цифр никто не знает».
«У многих добывающих и перерабатывающих компаний есть отвалы, которые годами и десятилетиями лежат на территории предприятий, – рассказывает партнер консалтинговой компании Strategy Partners Андрей Заутер. – И связано это не только с неэффективностью их работы (что тоже, к сожалению, случается), но и с отсутствием технологий, а также экономических стимулов для переработки отходов. Примеры больших горнорудных и угольных компаний, а также производителей минеральных удобрений показывают, что компании начинают перерабатывать свои отходы, как только появляется возможность извлечь дополнительные полезные фракции и сформировать цепочку создания стоимости наряду с наличием потребителей продуктов переработки».
При этом возможности для переработки отходов промышленности есть. И были задолго до введения мусорной реформы на уровне ТКО. Отходы черных и цветных металлов являются сырьем для металлургических производств, производящих все – от консервных банок до сталепроката и кабельной продукции, отмечает Наталья Беляева. При этом объем их вовлечения в переработку составляет 95%. А отходы пластика могут стать пуховиками, водопроводными трубами, скамейками в скверах и т.д.
«Причем в переработку стали вовлекаться и те отходы, которые долгое время пролежали на полигонах промышленных отходов, – говорит она. – Так, например, цинковая пыль, разлетающаяся на многие километры от мест своего хранения, успешно перерабатывается в настоящее время с получением цинкового концентрата».
Резиновая крошка сегодня является одним из самых востребованных компонентов для строительства дорог, добавляет Андрей Заутер. Но в России практика ее применения очень незначительная. «Отходы нефтеперерабатывающих заводов в виде серы могут быть использованы в целлюлозно-бумажном производстве, – продолжает он. – Отходы лесопиления могут быть использованы в виде топлива для производства электроэнергии и тепла. Таких примеров много, надо просто начать состыковывать сферу утилизации отходов промышленности и их востребованность на базе кросс-отраслевого взаимодействия».
Или те же бумага и картон. Из этих отходов делают коробки для доставки, яичные лотки, бумажные пакеты, лотки для рассады и т. д. Главное – экономический интерес. Например, сеть супермаркетов «Магнит», как сообщает СРО «Лига переработчиков макулатуры», продает макулатуры примерно на $36 млн в год.
«Сложнее с маленькими магазинчиками и сбором макулатуры в жилом секторе, – отмечает Содном Будатаров. – Опять все упирается в экономику. На апрель 2020 года в регионах закупочная цена на макулатуру упала с 8 рублей за килограмм до 3 рублей».
Сказалось множество факторов, говорит он. Например, снизилась стоимость «первичного» сырья. Отозвался и мировой кризис, который подкосил спрос на товары, производимые рециклинговыми заводами. При этом вторичного сырья им по-прежнему не хватает, но они не готовы покупать его по прежним ценам. И это делает сбор макулатуры непривлекательным для дворников. Спасти положение могла бы расширенная ответственность производителей (РОП), которая так и не заработала в полной мере.
«Это тонкий экономический инструмент запуска всей цепочки экономики замкнутого цикла, – считает Будатаров. – Только рециклинговые заводы заинтересованы в постоянном и большом объеме вторсырья. Если экологические сборы пойдут заводам по переработке, у них будут средства платить больше тем же дворникам и школьникам».
Куда делось остальное
Серьезнее всего проблемы с мусором, который представляет наибольшую опасность для здоровья человека. Согласно законодательству, отходы делятся на пять классов опасности, начиная с чрезвычайно опасных, которые относятся к I классу. «Среди таких отходов пестициды на основе хлорорганических соединений в смеси, содержащие грунт и остатки упаковки, – перечисляет Наталья Беляева. – Отходы чернил при изготовлении печатной продукции методом ультрафиолетовой печати. Смесь осадков механической и физико-химической очистки сточных вод производства хлора и каустика ртутным методом. И другие».
К ним относятся и радиоактивные отходы. Но они не такие уж проблемные, так как в этой сфере есть серьезный контроль и служба безопасности, замечает Содном Будатаров. «А вот ртутные отходы – ртутные лампы, советские градусники, – с ними проблема, – говорит он. – Они должны утилизироваться специальными компаниями. Но их очень мало, и они есть не в каждом регионе. И куда это все девается? Или батарейки. Есть челябинский завод «Мегаполис ресурс», который может переработать только тысячу тонн батареек, а по статистическим данным, у нас образуется около 25,5 тысячи тонн отходов. Есть еще пара заводов, которые якобы этим занимаются, но это неточно. Но, допустим, они еще 3 тысячи тонн перерабатывают. А остальное где?»
Также проблемными являются медицинские отходы. Как утверждает эксперт, утилизация и обезвреживание этих видов отходов являются нелицензируемым видом деятельности, и соответственно, этим заниматься может любой человек. «Неудивительно, что в лесу иногда находят конечности, шприцы и бинты, – говорит он. – Не все компании имеют необходимое оборудование и технологии».
Еще один пример – моторное масло, которое относится к III классу опасности. Владельцы автомобилей должны два раза в год менять масло на станциях технического обслуживания. «Вы заехали, слили масло – и забыли, – отмечает эксперт. – А что с ним делают потом, никто об этом не задумывается. Не меньше 30% отработанного масла исчезает в неизвестном направлении, а точнее, в канализацию, сточные воды, почву. И с этим большая проблема».
Что касается пластика, то следует помнить, что его не менее 13 видов. А перерабатывающие заводы работают в лучшем случае по трем видам, но чаще по одному-двум видам полимеров.
Следующий вопрос – это строительный мусор. В официальных документах его доля в общих отходах оценивается на уровне 0,3%. Но с оговоркой – программы реновации в Москве и снос ветхого жилья в России могут увеличить его долю до 1%.
«Обращение со строительными отходами происходит нерационально, а у государства нет достоверных данных об их количестве, – считает Будатаров. – Как обнаружил представитель экспертной группы Wasteconsulting Егор Сагачев, по данным Минприроды, в 2018 году образовано 36 млн тонн строительных отходов, утилизировано 7,8 млн (22%). А на захоронение отправлено 3,6 млн тонн отходов. Возникает вопрос – куда делись остальные? И почему даже официальные данные по доле утилизации весьма низкие – во многих европейских странах доля утилизированных строительных отходов превышает 70%».
Зачастую строительные отходы просто закапываются рядом со стройкой или вывозятся в соседний овраг или лес. А в последнее время в Подмосковье появилась неписаная мода – тайком сваливать строительные отходы прямо на обочине региональных дорог. Контроля и надзора в этой сфере недостаточно. «Логично предположить, что перед сносом здания нужно, например, снять все люминесцентные лампы и отсортировать их, – замечает эксперт. – Но всегда ли это выполняется?»
Печально, учитывая, что пункт 8 статьи 29.1 закона «Об отходах» разрешает до 2023 года размещать мусор на несанкционированных свалках. Как пояснил Будатаров, эта поправка появилась в законе в конце декабря 2018 года, перед стартом мусорной реформы. Это время отведено для того, чтобы несанкционированные свалки вошли в ГРОРО – государственный реестр объектов размещения отходов.
«В стране только тысяча полигонов и 15 тысяч санкционированных свалок, – отмечает эксперт. – При этом выявлено не менее 13 тысяч несанкционированных свалок. Но, чтобы попасть в ГРОРО, нужно подать сведения в местный Росприроднадзор, а тот посылает сведения в федеральный. На данный момент мы не слышали, чтобы какая-то несанкционированная свалка была поставлена на учет. Они не соответствуют минимальным экологическим требованиям – иметь устройства по сбору фильтрата, газоотведение и т.д. Зачастую это обычная яма, в которую все сваливали. Пока на это закрывают глаза, но все владельцы этих свалок, по сути, ходят «под статьей».
Равняться не на кого
Отношение к зарубежной практике в сфере обращения отходов у экспертов разное. Многие страны они склонны ставить в пример. Например, Японию, которая испытывает дефицит площадей. «Как говорят сами японцы, ключевые принципы для развития отрасли по переработке они позаимствовали у СССР, – рассказывает Наталья Беляева. – По данным по состоянию на 2018 год, в стране более 50% производственных отходов идут на переработку».
Во многих странах научились извлекать из мусора доходы, отмечает Андрей Заутер. «Развитые страны рассматривают переработку отходов как источник прибыли, – говорит он. – Мировой рынок отходов оценивают в $320 млрд, из которых 20% – это импорт и экспорт, который для большинства стран является ключевым элементом бесперебойной работы отрасли переработки отходов. Прибыль крупных компаний, занимающихся управлением отходами (сбором, транспортировкой, переработкой, утилизацией), показывает индекс SGI Global Waste Management, рассчитанный банком Societe Generale и агентством Standard & Poor’s».
Но Содном Будатаров призывает присмотреться к технологиям, которые используются у нас. Конечно, полигоны – это технология первобытного строя, и от нее стоит отказываться. Мусоросжигающие заводы (МСЗ) – это технологии 30-х годов XX века. А рециклинговые заводы, перерабатывающие полимеры, макулатуру и другие отходы, – это технологии 80–90-х годов.
«Если брать Европу, которую часто приводят в пример, то для нас это совсем не очевидный пример, – считает он. – Потому что в среднем 50% мусора в Европе сжигают, как и в Японии. Конечно, когда у них были проблемы со свалками в 1960–1970-х годах, технологии мусоросжигания были на тот момент передовыми и реализуемыми в промышленных масштабах. Повлиял на выбор МСЗ и недостаток земли. Европа, кстати, около 30% отходов сбывает за границу. Раньше активно мусор покупал Китай, но в 2018–2019 годах почти полностью прекратил импорт из Европы, США и других стран. Сейчас «мусорные» потоки потекли в страны Африки и в другие страны Юго-Восточной Азии. Иногда, как это ни печально, его сбрасывают посреди океана. И только оставшиеся 20% перерабатывают».
Сейчас Европа открыто признала, что МСЗ – это прошлый век, о чем прямо говорит резолюция Евросоюза № COM (2017) 34 final от 26 января 2017 года. Самый лучший опыт вовлечения сырья во вторичный хозяйственный оборот был как раз в СССР, считает эксперт. Каждый житель страны должен стать заготовителем вторичного сырья.
«Мы должны понимать, что 100-процентная переработка отходов – вызов для ученых и тесно связана с научно-техническим развитием, – говорит Будатаров. – Отрасль переработки отходов – это высокотехнологическая, наукоемкая отрасль, и без научных решений проблему мусора не решить. В России и в других странах есть прототипы, но многие из них экономически нерентабельны и непригодны в промышленных масштабах. Проблема в том, что у большинства государственных управленцев и руководителей частных компаний «сырьевое» мышление, они мыслят неэкологично».