Поминки по Европе: два взгляда со стороны. Бог современного европейца «давно уже не Бог Авраама, Исаака и Иакова. И даже не Бог философов и ученых.
Владимир МОЖЕГОВ, публицист, журналист, сценарист, редактор.
Глядя из нынешнего дня на попытки обновления Церкви в ХХ веке можно констатировать, что все они закончились крахом. А сами исторические церкви переживают (хоть и по-разному) еще невиданный за две тысячи лет существования христианства кризис.
Но не пришло ли время сделать уже и некоторые выводы? Боюсь, они окажутся неутешительны. Но если хотя бы в самом общем приближении мы осознаем масштабы духовной катастрофы, в которой пребывает современный мир, мы, во всяком случае, можем с чистой совестью отправить в корзину 90% проектов обновлений Церкви, эффективность которых равна эффективности припарок для мертвого. Одно это можно было бы считать положительным результатом наших усилий.
Первый взгляд на Европу, из Москвы.
Но прежде чем приступить к «окончательному анализу», хочется привести пару обширных цитат, прекрасно характеризующих как наше время в целом, так и состояние умов и самого христианства. Театровед Марина Давыдова, отвечая на нашумевшую статью Ю. Латыниной «Европа, ты офигела!», объясняется в любви современной Европе: «В чем… состоит подлинная, фундаментальная и, по сути, единственная ценность, которая цементирует Европу как некое ментальное понятие? — спрашивает Марина Давыдова и отвечает: — …эта ценность… совсем недавно осознанная абсолютная уникальность каждой человеческой личности. <…> Классический гуманизм высоко ставил человека, но требовал от него соответствия высоким идеалам. Новый гуманизм… иной. Он не предъявляет человеку высоких требований. Он объявляет уникальной всякую личность и безусловно ценной всякую жизнь. И такой гуманизм — явление не просто недавнее, а едва ли не вчерашнее. Вроде бы само собой разумеющаяся идея — что сумасшедшие, несовершеннолетние, люди с нетрадиционной ориентацией, иным цветом кожи, иным (не важно каким) культурным бэкграундом, дауны, одноногие темнокожие лесбиянки и даже преступники являются уникальными human beings, — стала править в Европе бал лишь в самое последнее время… Потому что начало двадцать первого века ментально отделяется от середины века двадцатого большей дистанцией, чем середина двадцатого века от Средневековья. Потому что мысль о том, что нет на свете “идеалов”, которые можно было бы поставить выше самой жизни человека, в прошедшей горнило Второй мировой войны Европе стала наконец аксиомой. И это обстоятельство знаменовало собой истинную, гуманитарную революцию, перестроившую жизнь на совершенно новых основаниях.
…Проще всего увидеть и зафиксировать [этот] перелом… обратившись к современному искусству. Оно ведь только на первый поверхностный взгляд кажется безнравственным и античеловечным. На самом деле оно, перефразируя Ницше, человечно, слишком человечно… Зацикленность современных художников на темах болезней, плотских изъянов, смерти, старения парадоксальным образом проистекает именно от того, что человеческая жизнь никогда еще не ценилась так высоко и не была так дорога. Его (искусства) нерв, его смысл, его пафос — сострадательность к человеку как таковому, готовность ценить его за сам факт его существования, за то, что он просто родился на свет божий. “Пожалуйста, еще меня любите за то, что я умру” — можно было бы поставить эпиграфом к этому искусству. Оно готово принять человека со всеми его грехами, со всем несовершенством его плоти и души.
“Красивый человек на сцене — это фашизм”, — заявила… на пресс-конференции в Хельсинки видный деятель финского театра Леа Клемола. Это было сказано в запальчивости. Но это отражает типичный ход мысли современного художника. Нормы репрессивны, идеалы опасны. Даже если они и не фашизм, то точно пошлость…
Современное искусство не с личностью в классическом понимании имеет дело, а скорее со скудельным сосудом, в которое помещены томящиеся сознание, мысли, чаяния. Оно утратило то, на чем многие века покоилось, — иерархическую и заодно онтологическую вертикаль. Оно не задает больше жизни высокие стандарты. Оно с огорчением признало, что человек — не венец творения, а скорее квинтэссенция праха, и эту “квинтэссенцию” надо очень сильно пожалеть… Современное искусство совершенно не отрицает (сомневается, но все же не отрицает) того, что “в каждом из нас Бог”, оно лишь заставляет постоянно помнить, что “каждый пред Богом наг. / Жалок, наг и убог”.
Парадоксальным образом никогда Европа не была так близка к исполнению не на словах, а на деле (! — В. М.) евангельских заповедей, как оказалась близка теперь, в эпоху утраты вертикали и торжества секуляризма. …Европа действительно … “профукала свое лидерство”, утратила мощный завоевательный дух. На алтарь абсолютной ценности всякого человека она принесла иные ценности. Но не так ли завоевала мир и сама христианская идея… Сила современной Европы так же, как некогда сила самого христианства, состоит в ее слабости. Ее политический закат есть на самом деле самый, быть может, прекрасный и возвышенный за всю ее историю (и вообще историю человечества) взлет. Не знаю, как вы, а я счастлива, что стала его свидетелем» [11].
Второй взгляд на Европу, из Иерусалима.
А теперь другая точка зрения на ту же картину с другого конца Европы. Статья профессора израильского университета им. Бар-Илана Элиезер Воронель-Дацевича «О нашей победе, или Кризис христианства» могла бы стать прекрасным заключением этого исследования. Увы, размер статьи не позволяет поместить ее целиком. Потому процитируем только лучшие выдержки (за вычетом особо желчных выпадов в адрес «белой расы», дабы меня не обвинили в «разжигании»). Профессор Дацевич начинает с констатации тотального кризиса христианства, приводя тому множество примеров. Так, в Западной Германии за прошедшее десятилетие число людей, регулярно посещающих церкви, упало более чем в 2 раза (с 14,7 до 7%), в Италии — сокращение почти на треть. «Британские методисты всерьез обсуждают вопрос, можно ли принимать в свою общину тех, кто и в Бога-то не верит. И приходят к выводу — можно. Мы все гуманисты. Главное — близость к человеку, а не какое-то там запредельное “дело Господне”».
Сегодняшние европейцы с удовольствием отвергают всю европейскую культуру, а в плане духа «создали себе собственную эклектическую религию, где Христос — сын Будды, ад — одна из форм сансары»… Бог современного европейца «давно уже не Бог Авраама, Исаака и Иакова. И даже не Бог философов и ученых. Это бог ревущей и злобной плоти»… В сущности, в качестве Бога каждый европеец водружает на свой алтарь свое собственное изображение. «Его Бог амбивалентен и аморфен. Он не то что не спасет — его вообще нет. Это фикция, фантом»…
Европа стала Европой, «только благодаря христианству. Ныне она желает от него освободиться — надоело». Будущий век — век семейных кумирен, в которых будет клубиться словесный фимиам. Культ Самого Себя. Культ Своего Успеха. «Сегодня европейский мир желает сорваться в пропасть. Христос покидает его. Последняя связь с истиной уходит из прогнивших старых мехов». «Не далее, как вчера… мы с вами видели массовую истерию христиан-“крестоносцев” в Иерусалиме. Это неописуемо. Группа страдальцев из Европы пришла просить прощения у нас и мусульман за крестовые походы. Какова картинка, сказал бы Лосев». «…Эти люди дошли до такой степени падения, что просят прощения за сам факт своего существования. Они признали даже, что их двадцать веков были попросту БОЛЬШОЙ ОШИБКОЙ, тупиком истории. Они подставляют вторую щеку и жалеют об отсутствии третьей».
«Но древний инстинкт народа-воина говорит нам: кичливый раб, восставший на владыку своего, да будет убит и после раскаяния. Врагов нельзя прощать. Враг всегда останется врагом. Так учит древняя мудрость. И золотой нож войдет в сердце эдомитянина (европейца. — В. М.), ныне в грязи валяющегося перед своими хозяевами». «История Европы кончается громким пшиком…» «Что это означает? Что с исходом христианства еще из теплого тела Европы свято место остается пусто. И что самое время брать его, самое время ставить все в мире на свои места… Сегодня мы, народ святых, вновь призваны к своей истинной роли — к удержанию всего мира на плечах своих. Что есть этот мир — миф, блеф, жалкий пух за левым плечом еврея. Он существует только потому, что мы существуем, и грош ему цена без нас. Мир есть продукт коллективного воображения еврейского народа. Арийцы, в сущности, таковы, какими мы их придумали. Мы играем в последнюю игру — Европа без своего сердца и средоточения, вот последнее слово наше». «“Святой год” — 2000-й — начинается концом Европы и Christentum…
Как мы должны воспринимать кризис христианства? Как поминки по большому филиалу нашего банка — по Европе и ее культуре… Европа проиграла… Победили все-таки мы… Грозный, великий урок и память для рода и рода. Урок длиною в двадцать веков… Отныне мы — единственная культурная нация, единственный в мире народ, имеющий перспективу. Мы молча взираем на камни европейских городов, подергивающихся песчаной пылью, и знаем — так было завещано от века. Стоит ли жалеть их? Нет. Стоит ли им помогать? Да, ведь это рабы наши, и, проиграв великую игру, они будут нам служить. Их мир явил свою тайную сущность, великую тайну арийской души. Понимаете ли вы это?» И заканчивает профессор Дацевич: «единственное, о чем мы сегодня должны молиться, — чтобы враги наши МЕНЬШЕ МУЧИЛИСЬ в день окончательной победы Народа Г-дня. Аминь» (14 июля 1999 года, Иерусалим).
По-моему, это прекрасное надгробное слово европейской цивилизации (а чтобы утверждения профессора не показались голословными, укажу хотя бы на весьма масштабную сегодня деятельность секты Бней Ноахид (иудаизм для гоим), занимающейся широким прозелитизмом среди бывших христианских народов (в том числе и в России) и с каждым годом набирающей все новые обороты).