Мессианский век
Владимир МОЖЕГОВ, публицист, журналист, сценарист, редактор
В отличие от оптимистической и гуманистической западной традиции, церковная традиция Востока скорее склонна характеризовать современный мир как пред-апокалипсический.
История константиновской Церкви, начинавшаяся с мечты о Тысячелетнем Царстве Христа, ею же и завершается. Только из-под обветшалого христианского хилиазма на поверхность лезет исконный, изначальный еврейский хилиазм. Машиах уже здесь и вот-вот явит себя — в таком настроении пребывают сегодня адепты всех ветвей иудаизма. Двухтысячелетняя же церковная традиция привычно видит в ожидаемом иудеями мессии — антихриста. И о чем бы мы ни завели сегодня разговор — о единстве Церкви или ее гумманизации, какие бы умные слова об обновлении ни говорили, все споры, одевшись в броню непримиримого противостояния, приведут нас именно сюда. Вопрос об «антихристе» определяет сегодня в церковном дискурсе всё — так же точно, как вопрос о машиахе определяет все в самосознании иудейском. И в испуганном шараханье либералов от самой темы, и в завороженности ею консерваторов, и в преувеличенно гротескной реакции первых на зелотскую непримиримость вторых мы ощутим верный признак того, что нащупали самую больную точку и самый главный корень проблемы.
Антихрист
Русское самосознание больно темой «антихриста». Всю историю Руси (начиная со «Слова о законе и благодати») можно представить как историю нарастающего эсхатологического напряжения. Можно сказать, что русское христианское самосознание в сущности эсхатологично. Русский живет не столько в истории, сколько — предощущением ее конца, предчувствием Апокалипсиса и преображения мира, которому должны предшествовать невиданные мировые катаклизмы. Поэтому такое огромное место в русском самосознании занимает образ антихриста. С антихристом (особенно со времени Карамзина) сравнивали Ивана Грозного, антихриста видели последовательно в Никоне и Петре. Русские революционеры опознали антихриста в русском царе вообще, а русская постреволюционная эмиграция — в Ленине. Сама революция 1917 года была воспринята как явление апокалипсическое. Сегодня, в соответствии с древней церковной традицией, идущей от Иринея Лионского и Ипполита Римского (веривших, что антихрист придет из колена Данова и воссядет в Иерусалимском храме), антихриста опознают в ожидаемом евреями машиахе. Этот взгляд находит подтверждение и в словах Самого Христа: «Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете» (Ин 5:43).
Кто же такой машиах в еврейской традиции и подлинно ли он является антихристом?
Открыв любой из многочисленных сайтов или книг по современному иудаизму, мы убедимся, что именно идея машиаха является центром, сердцем иудаизма, связывающим все его многочисленные ветви — ортодоксальную, консервативную, либеральную, модернистскую. Например, из книги лидера русскоязычных ортодоксальных модернистов Пинхаса Полонского «Евреи и христианство/несовместимость двух подходов к миру» мы узнаем, что мессия-машиах есть царь и духовный вождь еврейского народа, при жизни которого должен совершиться процесс «геула» (избавление) — освобождения и возрождения мира. Мессия будет обычным человеком, рожденным от обычных мужчины и женщины, евреем из рода Давида, который станет царем Израиля и власть которого распространится на весь мир[13]. Процесс возрождения мира в царстве машиаха станет явным и несомненным для всех. Земля же в эти дни «будет наполнена ведением Бога, как воды наполняют море» (Ис 11:9), так что люди «не будут больше учить друг друга», ибо все познают Творца, «перекуют мечи свои на орала и копья свои на серпы» (Ис 2:4). Однако ни греха, ни смерти царство машиаха не упразднит. И в мессианский век люди будут умирать, и свобода грешить у них останется, она лишь будет крайне затруднена. На всех же, кто будет сопротивляться власти мессии, обрушится его гнев. «И жезлом уст своих поразит он землю».
Если попытаться выделить самое ядро идеи мессии, то оно, вероятно, будет таким. В центре самосознания еврейского народа стоит фигура вождя. И как миссия Моисея кристаллизовала еврейство в начале пути, так грядущий мессия должен явить его конечное торжество. А через него — торжество Божьей правды в мире. В то же время принципиальные отличия еврейского мессии от христианского очевидны. Царство Христа «не от мира сего», еврейский машиах — царь, кесарь, земной владыка мира. Царство машиаха — не новый преображенный Израиль, но изначальный, традиционный Израиль Синая (со свойственным ему национализмом, сверхчеловеческим самосознанием и кесаризмом), лишь расширенный до границ мира. Какое же место в этой картине мира отдано Иисусу? Не беря крайних и злобных выпадов, наиболее характерное отношение находим у важнейшего авторитета иудаизма Рамбама (Маймонид), в интерпретации которого Иисус оказывается «мессией для гоим (язычников)», предтечей истинного еврейского машиаха[15]. Образ Христа, таким образом, трактуется прямо противоположно словам Павла о конечном спасении Израиля. И несомненной во всем остается лишь острая связанность христианского и еврейского мессианизма, которая, оставаясь таковой в течение всей мировой истории, и направляла ее стратегическую магистраль.
Действительно, во многом именно преследования иудаизма бросили христианскую Церковь в объятия римского императора. Еврейско-христианский хилиазм стал основой государственной «свершившейся эсхатологии» Византии, преобразовавшись затем в утопии Возрождения и, наконец, в коммунистический хилиазм «царства Божия на земле» и национал-социалистскую утопию Тысячелетнего рейха (несомненной аллюзии на тысячелетнее царство Христа). В свое время Сергий Булгаков прозорливо писал: «Национал-социализм, в котором одновременно и с одинаковой силой подчеркиваются оба мотива — и социализм и национализм, представляет собой не что иное, как пародию и вместе повторение или по крайней мере вариант на темы иудейского мессианизма… Германский расизм воспроизводит собою иудейский мессианизм, который является противником и соперником христианства уже при самом его возникновении» («Расизм и христианство»). Завершая сближение, С. Булгаков говорит о германском фюрерстве как «исторической акциденции» иудейского мессианизма. Действительно, нетрудно увидеть в Адольфе Гитлере некую духовную проекцию еврейского машиаха.
В сущности, в европейских идеологиях ХХ века было гораздо более общего, чем различий. И либерализм, и коммунизм, и фашизм были продуктами секуляризации, демократизации и либерализации мира в эпоху промышленной революции, выросшими на обломках церквей и монархий. Во всех трех можно выделить иудеохристианское ядро: идею всечеловеческого братства в коммунизме (правда, ценой стирания человеческой индивидуальности), идею культуры и иерархии в фашизме (правда, ценой подчинения человека государству), наконец, идею индивидуальности в либерализме (увы, лишенной всякого вертикального измерения). Все три идеологии имели глобалистские устремления, несли в себе споры тоталитаризма, мессианских устремлений и геноцида[17]. Только если СССР и Третий рейх осуществляли геноцид по «классовому» и «расовому» признаку, победившая «либерально-демократическая» модель глобализации практикует его по принципу экономическому (когда целые социальные группы и народы признаются негодными для процесса модернизации и, по сути, приговариваются к уничтожению, как было, например, в 90-е годы в России). Несомненно, в духе американской мечты и сияние мессианской идеи. Свой же расистский характер нынешняя Римская империя (США) оставила лишь под напором молодежной революции 60-х. Израиль же до сих пор остается государством чисто расистским по духу[18]. То, что победа над немецким национал-социализмом обернулась созданием государства, несущего в себе многие его родовые черты, — еще один поразительный пример вечной нерушимой связи иудаизма и христианства. Тем более оснований видеть в ожидаемом евреями машиахе грядущее «воплощение зла» имеют христиане.
Итак, мы действительно имеем немалые основания предположить, что именно еврейство, давшее (в призвании Авраама) толчок мировой истории, давшее (в явлении Христа) смысл истории, давшее в немалой степени образ и лик современной цивилизации, должно стать и главным актором последней духовной драмы, эту историю завершающей, и что ожидаемый евреями царь-машиах (если он действительно явится в виде мирового правителя) и будет тем антихристом, о неизбежном приходе которого 2000 лет предупреждает христианская Церковь. На этом, как правило, и останавливается христианский фундаментализм в своих историософских выводах.
Однако, ощущая эту правду, мы не можем одновременно не ощутить в ней и некоего тупика. Причем упертого ровно в ту же самую «стену плача», что и фундаментализм иудейский (возможно, лишь с другой стороны). Не правда ли, трудно поверить, что этот разгоряченный узкий фанатик (иудейский или христианский) и есть та «последняя правда», предел путей человеческих, Новый Адам? Совершенно неизбежный в земных путях, он взывает к преодолению.
Не следует настаивать на жизни
Страдальческой из горького упрямства.
Чужбина так же сродственна отчизне,
Как тупику соседствует пространство,
— как заметил поэт. Да ведь и машиах и антихрист — еще не конец, и за лже-мессией, согласно христианскому Откровению, должен явиться Мессия истинный. А сами евреи, согласно богословию апостола Павла, — обратиться к Нему. И именно здесь, вероятно, мы вступаем в область одной из сокровеннейших тайн Церкви и парадоксов домостроительства Бога.
sinergia-lib.ru