Кто устал, кто боится, а кто передумал. Эксперты считают, что без массовых уличных акций от власти не добиться уступок.
Александр Атасунцев
Чем закончился «День воли»
Белорусская оппозиция рассчитывала, что в этом году в символическую дату — «День воли», отмечаемый 25 марта, — удастся перезапустить протестное движение. Команда Светланы Тихановской призвала людей выйти на улицы в этот день еще зимой. За неделю до праздника Тихановская выступила с заявлением, которое, как она сама призналась, готовила семь месяцев. Она призвала белорусов участвовать в электронном голосовании, цель которого — наделить ее мандатом на проведение переговоров с властями о досрочных выборах. В своем послании Тихановская особо отмечала, что без давления улицы Александр Лукашенко на переговоры не пойдет. На данный момент свою электронную подпись «за» переговоры с властями поставили более 750 тыс. белорусов.
«День воли» отмечается 25 марта — это неофициальный праздник, годовщина провозглашения независимой Белорусской народной республики (БНР) в 1918 году под бело-красно-белым флагом. Хотя БНР просуществовала меньше года, считается, что именно благодаря ей Белоруссия получила в СССР статус отдельной республики, а не осталась автономией. С момента прихода к власти Александра Лукашенко в 1994 году «День воли» стал акцией противников президента и практически каждый год собирал от тысячи человек.
Однако 25 марта белорусы не вышли массово на улицы, и самым ярким событием этого дня в 2021 году стали вечерние фейерверки над Минском — их в полночь в десятках дворов запустили солидарные с праздником.
Протест не состоялся и в резервную дату, 27-го — сетка белорусских оппозиционных Telegram-каналов вроде NEXTA, организации BYPOL и других предлагала сосредоточить основные силы в выходной, а не рабочий день. «Как показал опыт нашей борьбы, вечером буднего дня люди неохотно выходят на протестные акции», — говорилось в призывах. Но в субботу уже через час после объявленного начала митинга те же Telegram-каналы опубликовали сообщение «Собраться не получилось. Что дальше?» и предложили людям проводить децентрализованные акции. МВД Белоруссии в субботу заявило, что «в Беларуси протестная активность приближена к нулю».
Почему белорусы не идут на улицы
Белорусский политический обозреватель Артем Шрайбман связывает низкую протестную активность с тем, что сейчас в Белоруссии «цена выхода на улицу огромна». В стране преследуются любые проявления протеста. В конце февраля Следственный комитет сообщил, что почти за девять месяцев с начала акций было возбуждено 2300 уголовных дел. Помимо этого практически каждую неделю проходят суды над белорусами за использование бело-красно-белой символики (в белорусском сокращении — БЧБ), хотя нынешнее законодательство не относит ее к запрещенным символам. Например, 20 марта отца пятерых детей Сергея Ганкевича отправили на десять суток административного ареста за то, что на окне его частного дома был замечен БЧБ-флаг. Суд расценил это как запрещенное пикетирование. Чтобы увидеть флаг в окне первого этажа, милиционеру, выступившему свидетелем на суде, пришлось «подпрыгнуть» над забором, высота которого 2,2 м, передали показания свидетеля правозащитники (цитата по Tut.by).
Несмотря на то что мартовские акции фактически не состоялись, 25 и 27 марта были задержаны более 200 и 240 человек соответственно. По многим уже есть решения суда. Людей приговаривали к административным арестам на срок от 12 до 30 суток за ношение значка с гербом «Погоня» на рюкзаке, за бело-красно-белые носки, наклейку на машине. Все это попадает под формулировку о незаконном пикетировании. Водителей, сигналивших на «День воли» — это один из способов выразить возмущение, — лишают водительских прав. «С точки зрения властей, людей, которые выходили в последние дни, после всех месяцев протестов страх не остановил, значит, для них нужно еще повышать наказание», — комментирует такое непропорциональное для масштабов акции количество задержаний Шрайбман. «За последние семь месяцев у многих протестующих исчезла уверенность, что мирными акциями можно чего-то добиться, — перечисляет он другие причины пассивности противников Лукашенко. — Актив, тысячи человек, сидит. Лидеры в политической иммиграции».
«Революционный взрыв — довольно редкое явление, для него нужно стечение обстоятельств. Он случился в 2020 году, но этот этап уже позади. Массовые протесты по своей природе не могут быть игрой вдолгую. Невозможно долго держать эмоциональный заряд у большой толпы», — отмечает белорусский политолог Валерий Карбалевич. Также, уверен он, «масштабные репрессии делают свое дело». «Цена выхода на улицы существенно возросла. Осенью люди не боялись, потому что думали, что это все ненадолго, все рухнет. Эмоций недостаточно, нужно видеть результат», — говорит он. Кроме того, добавляет Карбалевич, в последние месяцы произошла массовая политическая миграция самых активных противников режима.
Шраймбан также отмечает, что сейчас не было серьезного эмоционального триггера, как в августе, — тогда людей вывело на улицы массовое беспрецедентное насилие со стороны силовиков, и отмечает, что следующим таким триггером может стать ближайшая электоральная кампания — в конце года в Белоруссии запланированы местные выборы. Возможно, их совместят с анонсированным голосованием за поправки в Конституцию. «Но это больше чем через полгода — до тех пор очевидных триггеров нет. Если только власть не допустит вопиющих ошибок, массового насилия. Такое не предвидится, но это не невозможно», — отмечает Шрайбман.
Что оппозиция намерена делать дальше
«Перед началом переговоров мы укрепим нашу переговорную позицию — через протесты и кампании гражданского неповиновения. Мы мобилизуем все наши ресурсы, чтобы на вторую волну протеста у режима не хватило ни сил, ни денег», — заявила Тихановская в обращении перед «Днем воли». По плану оппозиции консультации с представителями режима Лукашенко должны начаться уже в мае.
В штабе считают, что людей на акции в субботу вышло довольно много — от 7 тыс. до 20 тыс. Об этом РБК сказал советник Тихановской по международной политике Франтишек Вечерка. Столько, по его словам, было, если считать дворовые протесты и тому подобные. «Это, наверное, была крупнейшая акция с ноября, — уверен он. — Просто они (власти. — РБК) перекрыли все подходы к площади Якуба Коласа, Бангалору (объявленные места сбора протестующих. — РБК). Людей на самом деле было море, просто город был перекрыт, такого скопления техники не было даже в августе».
Вместе с тем Вечерка признает, что масштаб акции получился не таким, как они ожидали: «Конечно, я недоволен, но власти постарались». Он уверен, что стотысячные марши, как в конце лета и осенью, все равно рано или поздно вернутся: «Убери Лукашенко танки из Минска — и выйдет полмиллиона». Вечерка также отмечает, что у штаба нет задачи любой ценой сейчас вывести как можно больше людей на улицы. То, что против Лукашенко большинство, уже было доказано акциями после выборов, считает он и отмечает, что тогда посадить президента за стол переговоров не удалось: «Только комбинация рычагов давления позволит добиться этого».
«Мы говорили, что переговоры должны начаться в мае. И процесс идет. В режиме у нас уже намного больше поддержки — все меньше людей, заинтересованных в сохранении статус-кво. И Москва устала от Лукашенко, потому что понятно, что он пудрит всем мозги с этой конституционной реформой», — говорит Вечерка.
Шрайбман считает, что в сложившейся ситуации команда Тихановской делает единственное, что может. Она не может заставить белорусов протестовать вопреки вышеперечисленным факторам. При этом сила оппозиции, по мнению эксперта, зависит от многочисленности уличных протестов: «Насколько силен протест, настолько сильны и они. Это они зависимы от протеста, а не наоборот. Если протест сдувается, они превращаются в обычных диссидентов».
То, что фактор улицы остается краеугольным, согласен и Валерий Карбалевич. «Я не вижу причин, которые могут заставить Лукашенко пойти на эти переговоры. Если он не сделал это даже в августе, в самый сложный, критический момент, хотя там уже все шаталось и были колебания и внутри системы, и даже целую неделю Москва колебалась, то сейчас, когда фактически фактор улицы исчез, рассчитывать на какие-то переговоры очень сложно», — говорит он.