Глобальный капитализм и феномен «несостоятельного государства».
Валерий Зорькин, председатель Конституционного суда РФ.
Некоторые малопривлекательные черты постчеловеческого будущего, подготавливаемого новыми технологиями, просматриваются в книге «COVID-19: великая перезагрузка» («COVID-19: The Great Reset»), написанной в период ковидной пандемии с участием основателя Всемирного экономического форума К. Шваба. «Мира, каким мы его знали, утверждают авторы книги, — … больше нет, он растворился в пандемии». При этом «раствориться», по их мнению, должно и государство, на смену которому придут «социально ответственные» транснациональные корпорации. Особую тревогу вызывают идеи создания «всемирной сети цифрового контроля» для того, чтобы «положить конец пандемии». Но если такая система будет создана, то она выйдет далеко за рамки чисто эпидемиологического контроля. Думаю, что подобные меры могут оказаться гораздо опаснее самой пандемии.
Идеологически в основу программы подобного глобализма положена, как известно, доктрина неолиберализма — фундаменталистского учения второй половины двадцатого века, которое сейчас уже мало напоминает об идеях классического либерализма века девятнадцатого. «Либерализм» с приставкой нео в принципе исключает такие понятия, как государство, государственный суверенитет, государственная территория и государственные границы. Востребуются универсалистские евроцентричные и андроцентричные метанарративы истории и прогресса.
Неолиберализм, если рассматривать его в собственно идейной, теоретической ипостаси, во главу угла ставит абстрактного человеческого индивидуума как носителя определенных, «естественных», или «неотчуждаемых» прав и свобод; государство же, понимаемое им лишь как одна из статей «общественного договора», имеет производный и второстепенный характер. Обесцениваются и другие традиционные формы социального объединения, которые удерживали общество от «атомизации», — прежде всего, классическая семья, институт которой лежит в основе человеческого сообщества. В конечном же итоге неолиберализм нацелен против государства как политического сообщества с его национальным правопорядком, основанным на принципе государственного суверенитета и верховенстве конституции.
Чем это реально оборачивается для государства и его граждан? Тем, что в глобализованном мире место государства, вытесняя его, постепенно занимают разного рода транснациональные структуры, а семью начинают замещать виртуально-мимолетные «друзья» в социальных сетях и система потребительского кредитования. В результате вместо гражданина нарождается тип космополитического атомарного индивида, «нового кочевника», с легкостью меняющего место жительства, гражданство и род занятий. В таком индивиде глобальная финансовая экономика видит, прежде всего, плательщика ссудного банковского процента и перманентного потребителя товаров, постоянно обновляющихся в соответствии со стремительно меняющейся модой.
Понятно, что в такой системе в выигрыше остаются, прежде всего, банки и крупные транснациональные корпорации, которые контролируют большую часть самых мощных и богатых экономических систем планеты. Они определяют свою стратегию развития, не оглядываясь на национальные интересы, руководствуясь лишь собственными планами, которые исходят из интересов глобальных собственников, проводят в своих интересах операции на мировых финансовых рынках, где обращаются колоссальные денежные суммы, не контролируемые государством.
В основных сферах экономической и общественно-политической жизни неолиберальная идеология и практика глобального капитализма вступает в противоречие с объективными интересами мирового сообщества. Вместо того, чтобы ослаблять неравенство, интеграция национальных экономик в мировую систему на основе неолиберализма лишь усиливает его, создавая серьезные проблемы, в том числе для самих развитых стран, в которых массовая закредитованность населения в конечном счете влечет падение реального жизненного уровня.
По данным Всемирного банка, расширение экономической пропасти между бедными и богатыми странами, высшими и низшими социальными стратами, рост числа работающих людей, живущих в условиях крайней бедности, приводит к постепенному снижению уровня жизни огромных масс людей в странах не только мировой периферии, но и в самих развитых стран. Средний класс стремительно сокращается по всему миру, а пропасть между бедными и богатыми слоями продолжает расти высочайшими темпами. Так, Credit Suisse в 2016 году опубликовал отчет о мировом богатстве, в котором утверждается, что 45,6% всего мирового богатства сосредоточено в руках всего 0,7% населения.
Глобализация, осуществляемая по неолиберальной модели, с ее предельной концентрацией и монополизацией капитала подводит к тому, что развитие технологий с разделением труда между странами (Россия — «газовая труба», США и Япония — высокие технологии, Германия — машиностроение, Великобритания — сфера услуг, Китай — «мировая фабрика») делает в перспективе «ненужным» значительную, если не бóльшую, часть планетарного народонаселения. В результате глобализм упраздняет основные принципы рыночной экономики путем подавления и исключения из глобального рынка свободной конкуренции и конкурентов в пользу крупнейших транснациональных корпораций. Феномен де-индустриализации привел к образованию на планете целых депрессивных анклавов. Главное значение имеет при этом увеличивающееся неравенство, которое воспроизводится путем эксплуатации и экспроприации, консервирует безнадежную отсталость. В результате этих процессов в мире появляются ареалы, где проживают «лишние» людские общности, которых «нет смысла эксплуатировать». Проживающие там люди, часто целые народы, исключаются из «внешнего пролетариата» метрополии и возвращаются к натуральному хозяйству либо стремительно криминализируются, впадая в новое варварство.
Не менее фундаментальный риск, исходящий от такой глобализации, связан с ослаблением национального государства, его суверенитета, превращении его в номинальную структуру, не способную решать проблемы своих граждан. Такое государство не сможет выполнять функцию защиты ни природных, ни человеческих богатств нации. В лучшем случае оно будет играть роль транснационального ретранслятора, а в худшем, — посредством нового класса коррумпированных политиков и компрадорской буржуазии, — осуществлять хищническую контрабанду национальных ресурсов через стертые границы.
Так называемое «несостоятельное государство» (англ. failed state — букв. провалившееся государство), то есть переставшее осуществлять свои социальные функции, не сохранившее монополию на принуждение и (или) утерявшее контроль над частью своей территории, не в состоянии справиться с новыми вызовами.
Подобное «несостоятельное государство» не нуждается в своем собственном праве, что, по сути, превращает его в некий оксюморон. Ведь право может существовать лишь на территории государства — суверенного политического и экономического пространства, защищаемого границами, в которых только и можно обуздать глобальный рынок. Но глобализация пытается оторвать рынок от права национального государства, заменив его рынком без границ в условиях правовой фрагментации мир-системы. Это чревато размыванием социальных и правовых норм, подменяемых неправовыми экономическими механизмами, движимых голым стремлением к прибыли.
В этих условиях обесцениваются все национальные институты, а вслед за ними исчезает и правовое пространство, структура общества стремительно упрощается. Глобализация приводит к нарастающим процессам размывания и разрушения социально-культурных и национально-государственных идентичностей. Наступает то, что исследователи называют «вертикальным варварством». В итоге, как отмечается в докладе Римского клуба («Цели для глобального общества», 2017) наступает торжество консюмеризма, потребительства как основы для моделирования некоего нового общества как «глобальной гомеостатической системы, управляемой благотворительной диктатурой технократической элиты». Разумеется, ни о социальных правах, ни о правовом социальном государстве здесь и речи нет.
Конфликт интересов, порождаемый волной неолиберальной по своей направленности глобализации, так или иначе, должен стать предметом дискурса государств, составляющих мировое сообщество. На данном историческом перепутье это вопрос экзистенциальный, потому что реализуемая в настоящее время модель глобализации лишает людей онтологической безопасности, порождает у них экзистенциальную неуверенность в завтрашнем дне и страх перед будущим. Массовое отторжение глобализации стимулирует процессы де-модернизации, желание повернуть историю вспять, возродить былое ощущение безопасности, чувство «дома», «родного очага». Это вовлекает население ряда регионов мира в большие религиозные и националистические общности традиционалистского и экстремистского толка.
России суждено быть сильным государством.
Чтобы противостоять этим опасным тенденциям, российское государство должно быть особенно сильным. В нынешней стратегической конкуренции держав это, кроме всего прочего, означает, что Россия должна двигаться в ногу со временем, не отставая в развитии новых технологий ни от других государств, ни от транснациональных корпораций, уже давно владеющих ресурсами, сопоставимыми с ресурсами национальных государств. Страна рискует утратить самостоятельность (так называемый «темпоральный суверенитет»), если отстает от конкурентов в развитии новых технологий и, как следствие, не может должным образом реагировать на актуальные вызовы и угрозы. Для России это чрезвычайно актуально.
Наша страна все еще находится на переломном этапе своего развития. Правовой барьер Россия еще не взяла, а это значит, что переход к верховенству права и правовому социальному государству отнюдь не завершен. Переходный характер переживаемого нашей страной исторического периода как раз и является тем главным вызовом, на который нам предстоит найти ответ, адекватный его значимости и масштабу. Решение этой задачи требует мобилизации усилий не только всех органов власти современной России, но и всего российского общества.
Сто с лишним лет назад Россия не смогла ответить на аналогичный по своей сути вызов Истории. Переход от самодержавия к конституционной монархии, а затем к буржуазной республике завершился исторической катастрофой в октябре 1917 г. Здесь особенно ярко проявляется присущий нашему обществу идейный раскол. Этот раскол, имеющий глубокие социальные корни, стал в свое время причиной срыва страны в кровопролитие революции и гражданской войны. А утвердившийся в итоге этих событий советский социализм в каком-то смысле можно рассматривать как насильственную попытку преодоления социального раскола. Очень показательно, что даже сейчас в нашей стране все еще нет единого подхода к оценке этих октябрьских событий. Одна часть общества расценивает произошедшее как Великую октябрьскую социалистическую революцию, а другая — как октябрьский переворот и захват власти большевиками.
Россия еще в начале XX века была аграрной страной с подавляющим большинством сельского населения, где индустриализация и техническая революция только начинались, а большая часть жителей страны жила средневековым укладом натурального хозяйства. После революций 1917 года страна попыталась за короткие отрезки пятилеток преодолеть технологическое отставание и стать одним из локомотивов современности — рационализованного модерна. А в общественной жизни, руководствуясь коммунистической утопией, СССР поставил задачу и вовсе перешагнуть все известные границы и построить невиданное ранее идеальное рациональное общество, то есть воплотить идеал модерна в его коммунистической версии.
Эта попытка построить общество модерна осуществлялась неправовыми методами. Она началась революцией, то есть свержением прежней правовой системы и системы государства. Она продолжилась террористическим правлением первой половины пятидесятых годов (в смысле политического террора и террора против победившего класса, — террора, которому советская власть во многом училась у Великой французской революции). Эта попытка впоследствии свернула в коррупционно-номенклатурном направлении и закончилась полным развалом СССР и крахом утопической идеи в конце восьмидесятых годов.
Нынешний переход России от тоталитарной системы к правовому социальному государству совершается с учетом советского опыта бесправия и его последствий. Осмысление этого опыта и причин, его породивших, необходимо, чтобы второй раз за столетие «не наступить на одни и те же грабли».
Крах советской системы стремительно включил Россию в глобализующийся мир, а такой мир уже вступил в эпоху постмодернизма с его релятивизмом и отказом от «больших идей». Здесь и проявилась в полной мере цивилизационная проблема российского общества. Не став полностью современным, т.е. не став обществом модерна, не взяв правовой барьер, оно столкнулось с новой, постмодернистской парадигмой устройства социальной жизни (и государственно-правовой жизни, как ее части). Правовое сознание населения и его элиты, которым пренебрегали предыдущие 70 лет, вновь было подвергнуто испытанию, только на этот раз противоположному — испытанию безыдейностью, потребительством, «слепым и рабским» подражательством.
Период, прошедший со дня принятия Конституции 1993 г., можно охарактеризовать как сложный, противоречивый, а порой мучительный процесс становления в России новой государственности на фоне глобальных вызовов и угроз, с которыми столкнулось человечество.
Эти годы показали, что новая российская государственность состоялась. Никто не может назвать Россию несостоявшимся или несостоятельным государством. Более того, Россия по определенным показателям вновь выходит в ведущие мировые лидеры. В докладе разведывательного сообщества США, представленном Сенату в апреле 2021 г., Россия и Китай названы главными стратегическими противниками Америки.
Россия вновь становится сильным государством, способным защитить себя и своих союзников от любых форм агрессии. Иным в современном мире Российское государство быть не может.
Противники сильного государства говорят о том, что государство может войти в антагонизм с обществом и превратиться из средства реализации общественных целей в нечто самодостаточное. Такая опасность существует, и надо сделать все, чтобы не допустить отчуждения власти от народа. Но важно, чтобы этими словами об угрозе антагонизма не было в очередной раз прикрыто искусственно создаваемое с деструктивными целями отчуждение народа от государства.
Российское государство может быть сильным, только опираясь на поддержку народа. А это значит, что оно должно быть социальным государством. Социальный характер государства, его общенародная суть должны быть осознаны нашими богатыми, нашими сильными мира сего — как неотменяемая черта российского представления о мироустройстве, как кантовский категорический императив.
Не государство с вопиющим социальным расслоением, где сытый голодного не разумеет, а мир и процветание — вот цель, к которой идет Россия. Да, она идет к этой цели трудным путем, но идет. Придет ли? Этот вопрос особо актуален в условиях разгула мировой беды. Ни у кого нет однозначного ответа на такой вопрос. Слишком уж начинён проблемами и противоречиями XXI век, казавшийся многим еще недавно веком всеобщего безусловного процветания.
Нужно, чтобы российская государственность и Конституция как ее правовое средоточие воспринимались всем народом как бесценное завоевание. Именно бесценное и именно завоевание. Бесценное, потому что утративший государственность народ ввергается в пучину разнообразных бедствий — как материальных, так и культурных, духовных, нравственных. И, в конечном счете, перестает существовать.
В благоприятных случаях такой народ «всего лишь» теряет право на продолжение своего исторического бытия. Слова «всего лишь» я, разумеется, беру в кавычки. Ибо как профессионал и гражданин верю и знаю: для очень и очень многих право на продолжение своего исторического бытия дороже материального благополучия. Употребляю же словосочетание «всего лишь» потому, что история знает не только благоприятные случаи. Часто народы, утратившие государственность, не поглощались, не ассимилировались, не растворялись среди других, а истреблялись.
Вот почему нам так надо, чтобы не только народ возлюбил государство, чтобы и наши «сильные мира сего» — которые, отрываясь от народа и противопоставляя свою избранность его простоте, ставят выше всего свое материальное благополучие, — прозрели и увидели, что и благополучие-то их существует постольку, поскольку есть народ и государство. Чтобы они поняли главную истину, которую уже прекрасно понимают в других странах. Поняли, что XXI век вовсе не сулит пресловутую всемирную идиллию. Поняли, что их материальные блага и, главное, источники этих благ в условиях отсутствия государства самым элементарным образом отчуждаемы.
Обращаясь к метафоре исторических часов, можно сказать, что Россией была сделана попытка перескочить с «зимнего» исторического времени на «летнее», сделав вид, что целого часа этого времени не существует. Таким образом, был «разрушен до основания старый мир», но «наше новое», современное модерное общество, то есть общество рациональное и основанное на правовых началах равенства и справедливости, построено не было.
Нам предстоит в короткие сроки сделать это на руинах советского социализма, под прессингом постмодернистской практики двойных стандартов, жестких экономических санкций и буквально прорваться в правовое будущее. Исторического времени для этого нам отмерено совсем немного. Мы должны постараться успеть.
Все же четверть века с небольшим, в течение которых действует российская Конституция, — в историческом измерении слишком малый срок для того, чтобы говорить об устойчивом и динамичном, уверенном в себе демократическом правопорядке. И это объяснимо. Россия, с одной стороны, находится в состоянии ошеломительных преобразований и рывка в цифровое будущее, по многим показателям выходит в мировые лидеры, а с другой — оказалась в тисках экономического кризиса, опасности социального раскола, коррупции, внешних неправомерных экономических санкций и холодной войны. Стрелки исторических часов России показывают точку бифуркации, в которой встретились ностальгия по отжившему советскому модернистскому проекту и искаженный в причудливых метаморфозах образ сегодняшнего российского постсоциализма с его утратой идеалов и неопределённым «образом будущего». Что «развернется» из этой точки? Какая альтернатива развития будет востребована Историей? Верю, что риски будут преодолены. И что коллажный эксперимент не приведет к обрушению правопорядка. И что будет прорывная правовая модернизация, начало которой положено состоявшимся обновлением Конституции. Россия всегда находила выход, казалось бы, из самого безнадежного положения, будь то год 1861, 1917 или 1941. Как сказал во время глубочайшего кризиса России после поражения в Крымской войне в 1856 году канцлер Александр Горчаков, «Россия не сердится — Россия сосредоточивается»…
Завершая свой краткий анализ, хочу вернуться к тому, с чего начал — к проблеме COVID- 19. Пандемия еще не закончилась, а её экономические, политические и социальные последствия будут распространяться по миру в течение многих лет. Мы наблюдаем сейчас своего рода конкуренцию разных моделей государства за право считаться наиболее успешным в деле преодоления подобного рода глобальных вызовов и угроз. Мы видим, что адекватно отвечать на такие вызовы и эффективно осуществлять соответствующие функции может только дееспособное, состоятельное, сильное государство. Так называемое «несостоятельное государство» не в состоянии справиться с нынешними вызовами и угрозами.
Мы видим и то, что Россия в сложившейся ситуации выглядит очень достойно и уверенно. Большая заслуга в этом, конечно же, принадлежит российскому государству, которое не забыло свой неоднократно востребованный ранее исторический опыт мобилизации во время общенациональной беды. Но надо сказать и о российской науке, которая, вопреки всем трудностям, стоявшим на пути ее развития в последние десятилетия, смогла дать стране столь необходимую сейчас защиту от короновируса. Эта ситуация в очередной раз наглядно показала, что в современных условиях сильное государство — это государство с высоким уровнем научно-технологического развития. Думаю, что наряду с правовой модернизаций, работа именно в этом направлении позволит нам перевести стрелку исторических часов в будущее.
Российская газета — Федеральный выпуск № 105(8456).
Чукча философ
Правильно. Россия всегда была достойным государством, самодостаточной великой империей от самого её рождения. Что так не нравится многим старым бывшим колониальным империям, и их прихлебателям прилипалам в виде мелких и не только мелких т.н. государств без явного реального суверенитета.
Можно быть совершенно уверенным, что наше государство пройдёт через все трудности современного развития и даст достойный ответ неолиберализму.