Аномия, агрессия, оружие в современной России

Сергей Ениколопов

У нас проблема: криминология в стране умирает. В Советском Союзе она нормально развивалась в начале 70-х годов. Была вполне адекватная. Не сказать, чтобы катастрофически отставала от мировой, что мы, увы, наблюдаем сейчас. Сегодня просто закрываются кафедры криминологии, лаборатории криминологии. Понятно, о чем я? Криминология — это наука о преступлениях. Без нее трудно анализировать процесс. Ну вот, например, сторонники продажи оружия сегодня любят ссылаться на Эстонию: мол, в Эстонии стали продавать оружие — и сразу преступность упала до 40 процентов. Но эстонские криминологи (которых там два с половиной, но все же есть) ухмыляются: вы посмотрите на данные об отъезде молодежи из Эстонии в другие страны — и вы поймете, что потенциальные убийцы просто разъехались. Благоприятная криминальная статистика фиксируется не из-за циркуляции оружия, а из-за того просто, что нет людей. Горячие эстонские парни уехали, а старики… вставной челюстью не убьешь так хорошо.

Что мы наблюдаем в России? Резко уменьшилось число потерянных, просто в разы; количество убийств — 28 тысяч, это все равно больше, чем в Союзе, но по сравнению с 34 — сильное падение. Что касается самоубийств, то они не падают, а самое печальное, что у нас самоубийства приходятся в основном на молодежный возраст, на 14—25 лет. Это взаимосвязано — убийства и самоубийства. Они являются индикаторами неблагополучия.

А связано это с тяжелой аномией и с жизнью в условиях информационного общества. Например, недавняя мода на прыжки с 14-го этажа? В Мухосранске[1], скажем, никто не слышал про Балашиху, а когда о произошедшем там сообщают подробно на федеральных каналах, и девочка в Мухосранске видит на экране такую же девочку, как и она, и приятельницы у нее такие же… Не знаю, называть это модой — это скорее социальное заражение.

Потому идея нашего парламента бороться с этим, получается, не безумна. В мировой суицидологии есть такое понятие: «синдром Вертера». Появилась книга Гете о Вертере — и появилась серия самоубийств. Спровоцированные им, а не еще кем-то. У нас было два таких ярких следа — смерть Есенина и смерть Маяковского. Я несколько лет работал рядом с Ваганьковским кладбищем, так там раз в три-четыре года появлялся какой-нибудь безумец, который обязательно хотел повеситься на ограде рядом с великим поэтом. Мировой бум самоубийств случился после смерти Курта Кобейна — по всему миру. Вот как это назвать? Влияние средств массовой информации? — да.

Есть старый анекдот. Молодой психолог едет со старым купцом в купе. Беседуют. Купец говорит: «Давайте Вы будете угадывать, о чем я думаю и что я буду делать. Если Вы выигрываете — получаете десять рублей». Бедный психолог начинает угадывать: «Вы едете на ярмарку. А потом в Одессу будете возвращаться». Выигрывает десятку, опять выигрывает и так далее. И наконец говорит: «А потом Вы поедете в Киев посоветоваться с адвокатом по поводу развода с женой». Вдруг купец раз — и дает ему сотенную купюру. «Что, так все угадал?» — радуется психолог, а купец ему: «Ни хрена ты не угадал, идиот, но мысль замечательная!».

Возьмем ситуацию. Живу я хреново. Проходит кто-то мимо меня и говорит какую-то вещь, которую сам, может быть, и не делает. Но я услышу, если эта вещь соответствует моему умонастроению. Стали говорить, что следует «мочить бюрократов», значит, будут бить бюрократов. Стали говорить, что распространено прыгать с 16-го этажа — значит, начнут прыгать с 16-го этажа. Это намеки, которые человек в свободно плавающей тревоге не опредмечивает. А потом вдруг раз — и опредметил. Причем очень часто это действительно «вдруг». Вопрос о том, какая искра в какой момент в человека попадает — это и должно быть предметом анализа. Но убийства были и есть, самоубийства были и есть, а СМИ — это только усилитель.

Агрессия является лучшим способом защиты своего «я». Нападая, я уничтожаю или отгоняю от себя источник угрозы. Вопрос о том, как я его определил, — это вопрос второй. Самоубийство из этого же ряда. Есть вариант я приговариваю мир к высшей мере, поскольку я им недоволен. Вспомним знаменитое эссе Камю: этот мир во мне, меня больше нет — и его больше нет. Или другой вариант, когда я просто решаю некую задачу и не вижу другого способа ее решения, кроме предельно агрессивного. Тогда я направляю свою агрессию на себя, сохраняя при этом свое «я». Огромное количество самоубийств людей в пожилом возрасте именно с этим связано: они не хотят, чтобы окружающие видели их хламом (кстати, после 65 лет мужчины в 7—9 раз чаще идут на суицид, чем женщины. Женщины более адаптивны, среди них всплеск самоубийств фиксируется, когда они достигают 40 лет и происходят изменения их телесного облика и самоощущения).

Кроме аномии и наличия мощного информационного потока-усилителя есть и третья причина роста агрессивности. Это сложности с идентификацией самого себя. Есть разрыв между ценностями и средствами достижения этих ценностей, а есть еще и индивидуально кризисные вещи: идентичность каждого в современном мире под угрозой. Тут уже СМИ не играют существенной роли.

Недавно у меня на глазах девушка заполняла анкету и застопорилась на графе «вероисповедание». «Что мне писать? — спрашивает. — Я, с одной стороны, мусульманка, а с другой — атеистка». Все побросали дела и уставились на нее в изумлении: как же так — мусульманка, если атеистка? А она упорствует: «Ну как же, я ж татарка». Мы ей долго объясняли, что «татарка» — это национальность, а «атеистка», ну, или мусульманка — это религия. Запуталась совсем, бедная, к тому же у нас отовсюду звучит: «русский — значит православный». Любопытно при этом, что неофиты агрессивны, авторитарны и нетолерантны — а те, кто не задумывается о своем религиозном прошлом и будущем, а просто живут, — наоборот.

«Решенный», пусть без рефлексии, а по традиции, вопрос об идентичности делает вас достаточно устойчивыми. Тяжелее всего людям, для которых она неопределенная. Классический пример маргинала с неустойчивой идентичностью — это подросток. С одной стороны, он уже взрослый, должен делать то и это, а с другой стороны — спать в девять. Так.. я взрослый или нет? Этот раздрай у подростка идет все время. Подросток — непонятно кто. Уже усы пробились, а все равно еще ребенок…

Может ли сам человек снизить уровень собственной агрессивности и тревожности? Все зависит от личности. Первоначально возникает тревога, которая разряжается во времени. Тревога отличается от страха тем, что она не опредмечена. Когда мне тревожно, я не знаю, почему. И вдруг тревога опредмечивается случайным образом — например, в уроде, который меня подрезал. Тревога опредмечена, предмет назван — и происходит атака против угрозы. Я не знаю лично, как тренировать контроль над этим, но я знаю одно: у людей, у которых с идентичностью все в порядке — сильное «я», высокая, но адекватная самооценка, — у них шансов набить морду товарищу меньше. Рецептов нет. Точнее, это не к психологам или криминологам, это к родителям.

Печально, что нарциссизм сейчас растет, вся культура стала нарциссической. Отсюда все эти изумительные истории — избить кого-то, снять на мобильный и потом вывесить в Сети. Неважно, что это по существу донос на себя. Главное — быть в центре внимания. Сколько у вас просмотров? Десять, говорите? А я вот избил училку и получил миллион…

Прошлые ограничители сегодня уже не действуют. Например, наказуемость не пугает. Это говорит, во-первых, о силе потребности, а во-вторых, это маленькая козочка в сторону правосудия: не верю я в это правосудие. Оно нереально. Нет ощущения, что наказание неотвратимо: разрыв во времени очень большой. Помните Кущевку? Сейчас только начинаются суды — а это было уже три года назад.

К слову, о приемлемости: школа перестала быть сакральным местом. Учителя можно избить. Кто из бывших учеников такое мог себе представить — драться прямо в школе? Драться можно было за школой. Курить и так далее. В классе никто не закурит. А сейчас у меня студенты иногда закуривают — на лекции! Были у нас четыре сакральных места: казарма, школа, больница и церковь. А сегодня разрушилось все.

Или вот пример законопроекта о короткостволе. Все криминологи против продажи оружия. Ее пропаганда — вранье. Я был на двух предварительных слушаниях. Четыре эксперта были — все как один — против. «За» — были писатели и прочие свободные художники. Уже и в Америке нарастает движение «запретить», скоро у них будет уже «фифти-фифти». А ведь у них-то идет борьба за отмену пункта Конституции! Более половины убийств — это убийства, совершаемые из огнестрельного оружия. У нас пока чем попало ткнут, что под рукой было, и то катастрофические цифры по убийствам. Ведь уровень агрессии у нас выше.

Я адаптировал методику измерения агрессии, которая сейчас применяется во всем мире, таким образом, что показатели для каждой страны можно сравнивать на одной шкале. Россия на этой шкале располагается выше других. И этому населению предлагают дать оружие. Все разговоры о психологических экспертизах и проверках — это полная ерунда. Даже не из-за коррупции, о которой много и, кстати, вполне убедительно говорят. Дело в том, что будет ставиться диагноз здесь и теперь. Вот вы вошли и произвели впечатление адаптированного нормального человека. Вы вышли — и я не знаю, какой вы. Вы понимаете, кто пойдет завтра покупать оружие? Трусливые, мнительные, параноидальные люди…

Считается, что если каждый знает, что можно получить симметричный ответ, то желание использовать оружие возникает гораздо реже. На самом деле сразу возникает один момент: теперь я знаю, зачем мне грабить вас. Раньше я не знал, есть у вас деньги или нет, имеет ли смысл грабить. А теперь я узнал, что вы купили пистолет. И у меня появляется возможность, ограбив вас, получить нелегальное оружие. Из этого пистолета я могу убивать тех, кого я не люблю — со справкой. А свой дома хранить — у меня есть пистолет, но я же им не пользуюсь.

Нельзя верить и в идею симметричности риска и возможности отпора. А если я зайду сзади, пока вы будете махать своим пистолетом? У Бертрана Рассела есть такое соображение о Ницше: этот человек вошел в историю фразой «когда идешь к женщине, не забудь захватить плетку», но сам он относился к тем мужчинам, у которых 9 из 10 женщин выхватывали плетку, как только он переступал порог комнаты. Значительная часть людей, которые купят оружие, — это люди, которых ожидает участь Ницше.

Вот я сам занимался стрельбой влет по тарелочкам. И поэтому кто из нас с вами быстрее выстрелит, я знаю. Я отлично понимаю, что большая часть людей, которые купят оружие, — это слабые, тревожные, мнительные люди, которые поверят в байку, что это симметрично. А я знаю, что можно подойти сбоку, высунуться из-за угла, надеть глушитель, потому что мне нужно ваше оружие и я не буду на весь околоток шум поднимать. И более того, я не буду снимать это все на видео и выставлять в ю-тубе.

В России нельзя разрешать оружие. Мы говорим, что сейчас у людей высокий уровень тревожности и агрессивности. Ну-ну… «Когда я думал, что достиг дна, снизу постучали». Совсем неприятно станет жить в стране.

Я хотел бы еще раз сказать о некотором искажении реальности, когда люди опасаются больше того, что на самом деле не является высоковероятным, и совершенно не обращают внимания на то, что, например, сосульки падают с большей частотой, чем происходят теракты. Есть несколько психологических объяснений этому. Меня больше всего поражает феномен травматических последствий. Он заключается в том, что нарушаются три базовых принципа «я-концепции», главные оси, на которые опирается личная структура мира. Вот эти принципы: «я хороший, какой бы мерзкий я ни был», «мир справедлив» и «мир доброжелателен и предсказуем». Когда эти принципы незыблемы, человеку хорошо. Когда же, например, на него падает сосулька, то возникает диссонанс: я же знаю много людей, которые намного хуже меня, но на которых не упала сосулька — и где справедливость? Если я хороший, то как же я мог пойти именно в эту подворотню, этим путем, а не тем? Как вообще такое могло случиться в моем мире? Все три оси ломаются, человек разочаровывается и утрачивает ощущение безопасности. Да, сегодня это распространенное ощущение, но не следует забывать, что, как всякое ощущение, оно все же субъективно. И о сосульке задумываться, пожалуй, опасней, нежели об авиакатастрофе. Вон сколько сосулек всюду…

Начало см. Сергей Ениколопов, Слабые социальные нормы – путь к деградации общества и преступности. http://analitikaru.ru/2014/09/18/slabye-socialnye-normy-put-k-degradacii-obshhestva-i-prestupnosti/

«Отечественные записки» 2013, №2(53)