Версии по существу.
Михаил Карпов
Закон о российской нации, предложенный президенту Владимиру Путину и одобренный им, пока не забыт и принят в разработку парламентариями. Это не первая попытка заняться национальным строительством в стране — во времена СССР в программе КПСС содержалось положение о советском народе как об исторически сложившейся общности. «Лента.ру» попросила экспертов рассказать о том, насколько удачным оказался этот проект и какая судьба ждет новый закон.
Анатолий Вишневский, доктор экономических наук, директор Института демографии НИУ ВШЭ
Конечно, в СССР произносились слова, которые несколько неадекватно описывали действительность, но поскольку государство существовало, то, наверное, можно говорить и о существовании в его рамках некоей общности. Когда начиналась война, воевали все граждане, они видели естественной защиту этой страны, а значит, и считали себя общностью.
Демагогия о едином советском народе существовала потому, что советское общество не было безупречным в плане организации межнациональных отношений. Но это относится к играм власти, которая вела их исходя из своих внутриполитических соображений, а не к самому народу.
Если же говорить в целом, идея гражданской нации разумна. Представьте себе, что у нас вновь возникают некие проблемы с внешним миром. Тогда, разумеется, все граждане выступают заодно, и никто не отказывается, допустим, от мобилизации в армию, исходя из того, что он не православный, или из-за каких-то других различий. Можно быть кем угодно по вероисповеданию или этническим корням, но при этом и ощущать себя гражданином страны.
Такое положение дел существует не только у нас. Допустим, в США можно считать себя афроамериканцем или латинос, но при этом быть американским гражданином и позиционировать себя так. Как бы она ни называлась, идея общегосударственной идентичности — самая важная, при сохранении всех других идентичностей (национальных и прочих). Из нее, впрочем, должна быть исключена этническая логика, чего у нас никак не могут сделать. В СССР были всякие теории коренизации, этнических различий, которым придавалось всегда большое значение на всех уровнях, вопреки риторике об интернационализме, не реализовавшейся на практике. Не надо делать кальку с концепции советского народа.
Боюсь, что закон о российской нации — это тоже риторика. Зачем он нужен? Разве у наших граждан нет представления о своей гражданской идентичности? США состоят из одних иммигрантов, но все они считают себя американцами. Есть ли у них закон на этот счет?
Руководитель Школы культурологии НИУ ВШЭ Виталий Куренной:
Я бы не стал преувеличивать успехи советской власти в деле построения советского народа. Если посмотреть с исторической точки зрения, это очень сложный процесс, в котором часто маятник качался в разные стороны. С момента образования Советской России не был решен русский вопрос. Самая большая нация, великоросская, в СССР никогда ничего не имела, в отличие от многих других — например, своей академии наук.
Начиная со второго послереволюционного съезда партии национальную культурную политику курировал Сталин. Там была определена особая концепция, в которой ни о какой советской общности речь не шла. Предполагалось, что должна быть активная фаза национального строительства.
В Советском Союзе политика гомогенизации (стремление сделать все советским) не проводилась. Возможно, власть чувствовала какие-то риски, связанные с этим, — сказать сложно. Кроме того, нужно понимать, что СССР всегда генерировал какое-то представление о себе в развивающихся странах — вспомним тезис Ленина о праве народов на самоопределение. Нужно было всячески показывать, что в нашей семье братских народов у каждого есть свой национальный язык, театр и так далее.
Проект построения единого советского народа не реализовался. Внутри советского строя активно создавались и строились нации (в какой-то мере по инициативе центра, в какой-то — по инициативе национальной интеллигенции), но позитивным следствием всего этого стал относительно бескровный распад Советского Союза.
Что касается закона о российской нации, то наверху, конечно, у нас сидят люди, которые думают, что они могут сконструировать все что угодно. Но, по моему ощущению, с советских времен все идет по своей советской инерции. Власть показывает свою озабоченность этим вопросом, а что она реально сможет построить, это уже вопрос другой.
Еще в советское время на уровне образовательной, культурной политики, законодательства были созданы такие механизмы, которые не позволяли так просто осуществить какую бы то ни было гомогенизацию по примеру европейской нации. Более того, нация в европейском смысле — продукт достаточно старый, являющийся результатом достаточно неприятной насильственной политики.
Ведущий научный сотрудник Института социологии РАН Леонтий Бызов:
Я считаю, что советский народ как общность был реальностью. Возможно, эта концепция не была доведена до конца, так как те идеологи, которые поторопились назвать все это новой исторической общностью, немного опередили время, но определенная тенденция, общие черты единой нации существовали.
Эти черты существуют и сейчас. Если посмотреть на некоторых людей из Средней Азии, то они остались во многом советскими людьми, воспитанными советской властью. Но это оказалось на поверхности. Более глубинные факторы принадлежности к своей этнической группе в условиях распада СССР их разорвали. Советская общность оказалась не очень крепкой, ее скрепы лежали на поверхности и не выдержали испытание первым же серьезным политическим кризисом.
Та же украинская нация начала активно формироваться только в последние 20 лет. До этого вы не смогли бы найти разницы между средним жителем Днепропетровска и Курска или Нижнего Новгорода. В каком-то смысле это был один народ. Но политическая ситуация нас разорвала, и сегодня мы принадлежим к разным нациям. Советская общность сохранила некоторые остаточные черты, но в целом распалась.
Я думаю, что процесс строительства нации не может быть ускорен или замедлен принятием какого-либо закона. Законы у нас, как правило, не действуют — то есть они носят скорее характер идеологической конструкции, чем реального механизма.
Сейчас мы имеем дело с нацией, расколотой по идеологическим факторам. Перед нами есть большинство и резко противостоящее ему либеральное меньшинство, которое не кажется большим с точки зрения процентов, но является достаточно влиятельным. Это уже говорит о том, что сформировать единую нацию в условиях идеологического раскола очень трудно. Прежде чем принимать закон, надо подумать о преодолении этого разрыва.
То же самое касается регионов. Очень много усилий надо приложить, чтобы жители Дальнего Востока ощущали себя полноценными гражданами России в условиях, когда они фактически оторваны от нее. Там подспудно идут свои процессы формирования своей исторической общности, отличной от общероссийской. Так что, на мой взгляд, принятие этого закона скороспешно и без серьезной аналитической работы не даст никаких позитивных результатов.
Российскую нацию может создать какая-то позитивная программа действий, которой сегодня нет. Было впечатление, что в первое десятилетие XXI века до 2011 года такая программа медленной и осторожной модернизации существовала, при сохранении каких-то гарантий тем группам населения, которые в нее не вписывались. Казалось, что мы движемся вперед, у нас свой путь модернизации, пусть не очень быстрый и форсированный, как предлагали в 90-е годы. Сейчас это ощущение исчезло, что ставит под вопрос реальность объединения людей вокруг какой-то позитивной программы. Единого видения будущего не существует, и это очень опасная вещь, подрывающая возможность формирования единой российской нации сегодня.
Публицист, главный редактор интернет-журнала «Русский обозреватель» Егор Холмогоров:
Давайте прежде всего честно признаемся, что никакого советского народа в этническом и культурном смысле — в том смысле, в котором существуют большие исторические нации, — не было и не могло быть по условиям самой организации советской системы. Есть, конечно, молодые модернистские нации, такие как, например, США, но это нации мигрантов.
Народы Советского Союза проживали в тех местах, в которых они жили всегда. Более того, у них были собственные государственные образования — союзные республики. В них поддерживалась и развивалась культура: узбекская, латышская, молдавская, армянская… Для некоторых из этих народов советский период был временем мощного культурного возрождения.
Говорить о том, что народы, оседло живущие на своих местах и при этом еще имеющие собственную квазигосударственность, могут слиться в одну нацию, несерьезно. Исходная идея была абсолютно абсурдной.
В итоге получилось, что перемешивание и появление чего-то близкого к концепции советского народа происходило в основном в городах за счет двух факторов. Первый — это межэтнические браки. Сын армянина и азербайджанки с учетом некоторой конфликтности этих двух наций больше ощущал себя советским человеком, чем армянином или азербайджанцем. Второй фактор, за счет которого происходило пополнение советского народа, — утрата этнической самоидентификации русских, у подавляющей части населения страны. Русская идентичность, в отличие от других, в СССР специально никак не поддерживалась. Часть русских теряла ее и тут же начинала считать себя по идеологическому признаку советскими людьми.
Но все равно слой носителей советской идентичности, которая перекрывала старые этнические, был сравнительно небольшим. Она имела значение в среде интеллигенции, партийных работников, но не в народных массах. Понятно, что как только запустились процессы распада советской системы и национальный ренессанс в эпоху перестройки, то со всех народов, кроме русских, эта идентичность слетела пулей. Уже к 1989 году все этнические окраины стали обостренно националистическими.
Просто за счет того, что русское национальное самосознание подавлялось гораздо сильнее, в России этот процесс затянулся на гораздо больший срок. Но именно тогда, когда оно восстановилось, начались разговоры о российской нации, и я считаю, что это просто какая-то глупая подстава. Это фарш, который пытаются провернуть назад, причем в тех условиях, когда, кроме конфликта, он ничего не породит.
Российская нация не может появиться в том виде, в котором ее представляют авторы закона, как некий синтез и объединение различных народов и наций, живущих на территории страны. По отношению к ним этот закон представляет собой международное уголовное преступление.
Русская нация существует. Она прописана во множестве этнографических справочников, энциклопедий и так далее. Тут вдруг оказывается, что русская нация будет отменена, а вместо нее появится российская. Чисто юридически это может расцениваться как угроза геноцида, потому что геноцид — это не всегда физическое истребление. Запрет для армян в Турции именовать себя армянами — тоже форма этноцида.
Авторы этой идеи вступили на очень опасную почву. Ничего, кроме дополнительных политических конфликтов в России, эта история породить не может. Эта непродуманно вброшенная идея сильно бьет по президенту. Я никогда за последние два с половиной года не слышал столько критики в его адрес, как после заявления о российской нации. Как говорили в середине 2000-х, президента подставили.
Господин Михайлов (завкафедрой национальных и федеративных отношений РАНХиГС Вячеслав Михайлов — прим. «Ленты.ру»), который громче всех выступает с этой идеей, в 70-е годы прививал пролетарский интернационализм во Львове. Уже к 1989 году стало понятно, насколько он был успешен в этом качестве.
Директор «Левада-центра», доктор философских наук, социолог Лев Гудков:
Конечно, проект советского народа был скорее лозунгом, чем реальностью. Практически и юридически это определение ничего не значило, потому что все это регулировалось подзаконными актами в ситуации изолированной страны с очень жестким идеологическим контролем и репрессивной машиной.
Смысл его — еще раз подчеркнуть тезис о морально-политическом единстве партии и народа, утопию единомыслия. Реально жизнь в СССР была организована иерархически по национальным и автономным республикам, поскольку разные ступени государственного устройства предопределяли разное финансирование, разные бюджеты и разные правовые практики.
Сама конструкция государства разрушала идеологему одного народа. Это неизбежно порождало конфликт интересов. Система — союзные республики, автономные республики, автономные края и так далее — таила в себе распад империи, поскольку в нее уже было заложено неравноправие. Поэтому говорить о реальном советском народе не приходится, что и проявилось в момент, когда прессинг и государственный контроль ослабили.
Эта концепция начала разваливаться в связи с возникновением движения за равноправие, уравнение статуса автономий и республик и требованием больших прав для последних. Это и взорвало в конце концов имперскую структуру. Похоже, что этот опыт никак не осмыслен. Желание вернуться в советские времена — повтор тех же ошибок.
В России никакой национальной идеи быть не может, кроме негативной, возникающей перед фантомом внешней угрозы, при консолидации от противного. Общих ценностей для объединения россиян нет и их нельзя создать, они не могут быть имплантированы. Они появляются только в процессе социальных отношений, и очень нескоро. Иначе это все идеологические фикции.