Христос не требует от нас тотальной религиозной подчиненности — она нужна церкви для контроля над общиной. В общении с Богом важны не запреты, а вера и знания, на что неоднократно указывал сам ап. Павел.
Исследование Писания
(1 Кор. 8:1-6)
Коринфская церковь написала Павлу письмо (1 Кор.7:1), которое содержало вопрос или даже несколько вопросов о моральных устоях и браке. Учитывая ту великую бездну, которая отделяла иудейскую и христианскую мораль от греко-римских обычаев, неудивительно, что коринфская церковь испытывала большие трудности. Эти верующие, которые в прошлом были язычниками, теперь должны были задуматься об истинном смысле и последствиях брака, верности и семейной жизни. Вера в Христа требовала покаяния, главного изменения в образе жизни. Аморальность язычников была губительной для них самих и постыдной в глазах Бога. Для членов церкви эти старые обычаи были неприемлемы.
Если предлог «о/об» предваряет ответы Павла на присланные ему вопросы, тогда он свидетельствует о том, что коринфская церковь попросила у него помощи в отказе не только от аморального поведения, но и от идолопоклонства. После 8:1 далее «о» встречается в 12:1. Это указывает на то, что в главах 8—11 речь главным образом идёт об «идоложертвенном» (8:1, 4, 10), хотя трудно увидеть, как в данный контекст вписывается 11:2–34.
В древнем мире религия переплеталась со всеми аспектами жизни. Работа, семейная жизнь, досуг, участие в общественных делах, политика — во всём этом присутствовала религиозная составляющая. Когда идолопоклонник становился христианином, его обращение сказывалось на всех моментах его повседневной жизни. Совместные трапезы, например, были, как и сегодня, важной частью древней общественной и религиозной жизни. Члены церкви I века должны были оставить свои прежние обычаи, принятые у идолопоклонников. Давление, оказываемое на коринфских верующих со стороны соседей, друзей и семьи, в плане принуждения есть пищу, принесённую в жертву идолам, было сильным и постоянным.
Сегодня большинству людей непонятна та конфликтная обстановка, в какую попали первые христиане в вопросе, есть или не есть мясо, принесённое в жертву языческим богам. Эти братья, совсем недавно отвернувшиеся от идолопоклонства, каждый день сталкивались с ситуациями, которые в той или иной степени были сопряжены с поклонением богам. Следующие четыре сценария призваны помочь сегодняшним читателям глубже понять слова Павла, так как они позволят нам представить себе культурную и религиозную ситуацию в Коринфе в дни Павла.
Употребление в пищу мяса на деловой встрече. Во-первых, возьмём ремесленника, допустим кузнеца. Он научился своему ремеслу от отца и со временем вступил в коринфскую гильдию кузнецов, или коллегиум, как бы назвали её латиноязычные римляне. Он и другие кузнецы периодически собирались, чтобы пообщаться, поделиться новостями о рынках и наличии сырья, а также «протолкнуть» на всех уровнях правительства политику, благоприятную для своей профессии.
Гильдия собиралась в столовой на территории храма бога огня и кузнечного мастерства. Для греков это был «Гефест», а римлянам он был известен как «Вулкан». Перед началом собрания в жертву этому богу приносили козла или свинью. Жирные куски сжигали на жертвеннике, а мясо животного готовили для себя. Собрания начинались с ритуалов, направленных на то, чтобы склонить бога к покровительству. Наш кузнец, наверное, не столько думал о боге, сколько о том, что было бы неплохо иметь божественную помощь в насущном выживании. Он знал о нескольких случаях получения выгоды для своей профессии, благодаря коллективному голосу гильдии. Недавно он стал христианином и только начал разбираться в значении своей новообретённой веры для членства в гильдии. Возникали вопросы, потому что гильдия, в которую он входил, была «связана с божеством, часто собиралась в храме, совершала возлияния и жертвоприношения и употребляла в пищу мясо из языческих храмов» (Фергюсон). Он оказался в затруднительном положении. Выход из гильдии мог иметь серьёзные социальные и экономические последствия.
Умом кузнец понимал, что Гефест — ничто, но годы культурной обработки сделали своё дело, и теперь ему трудно отказаться от практик, связанных с этим языческим богом. Его вопрос к Павлу был таким: он понимает, что у Бога Отца и Господа Иисуса Христа нет равных, но когда дело касается выгодного бизнеса, то можно ли ему есть мясо, которое было посвящено идолу, в храме этого идола? Он знает, что идол — это пустое место, даже если другие этого не знают. Нужно ли ему разрывать отношения со своими друзьями?
Употребление мяса на дружеской встрече. Во второй сцене участвует женщина, которой лет за сорок, то есть дети уже не отнимают всё её время. Последние несколько лет она периодически встречалась с другими коринфянками в храме Деметры и её мифической дочери Персефоны. Обе они считались богинями земледелия и, согласно верованиям, покровительницами женщин. Эти собрания были светскими мероприятиями. Женщины приносили продукты, ритуально посвящали их богине, готовили еду на костерках из древесного угля, просили Деметру о помощи во всех своих домашних неурядицах и наслаждались тем, что на какое-то время отвлеклись от семейных забот.
Эта женщина тоже недавно исповедала Христа и повиновалась Ему, облёкшись в Него в крещении. Её связь с подругами иного рода, нежели у кузнеца, но у неё, несомненно, был такой же вопрос. Можно ли ей ходить в храм идола и есть идоложертвенную пищу, не компрометируя при этом своё христианское исповедание? Теперь, став христианкой, она знает, что идол ничего не значит. Как объяснить подругам, что она больше не хочет с ними встречаться? Возможно, она хотела спросить Павла, требует ли исповедание Христа, чтобы она порвала с подругами, с которыми общалась всю жизнь.
Употребление мяса дома. В третьем случае представим семью, которая захотела поесть мяса дома. В Коринфе того времени мясо ели редко, но в особых случаях семья могла пойти на мясной рынок (макеллон; 10:25) и что-нибудь купить. Большая часть мяса на рынке поставлялась из языческих храмов. Язычник, нуждавшийся в помощи бога, мог привести в дар храму козла, свинью или даже быка. Животного закалывали, жирные куски сжигали на жертвеннике, а остальное мясо продавали купцам, которые несли его на рынок. Вопрос коринфян к Павлу был следующим: могут ли христиане дома подавать на стол мясо, которое ранее было посвящено идолу?
Употребление мяса в гостях у друга. Четвёртая ситуация аналогична третьей, но поднимает другие вопросы. Этот сценарий предполагает обед в гостях. Что если нехристиане, допустим родственники, пригласили христиан пообедать с ними? Можно ли христианам принять приглашение и есть, подозревая, что мясо на столе может быть идоложертвенным? В данном случае речь идёт о влиянии христиан, а также об их верности Богу.
Заключение. Вопросы об употреблении в пищу идоложертвенного мяса — особенно в языческом храме — были щепетильными и имели тонкие нюансы. В таких ситуациях Павел не давал простых ответов типа «да» или «нет», «правильно» или «неправильно»; однако новообращённые верующие нуждались в ясном наставлении. Когда вдохновенный апостол наставлял в тех областях, в которых Бог не дал конкретных повелений, он полагался на вдумчивое логическое рассуждение. Конечно, он учил всех христиан оставить идолопоклонство, а это означало не ходить в языческие храмы. Не следовало давать окружающим даже повода думать, что они участвуют в языческих ритуалах.
Что касается покупок мяса на рынках, то лучше не спрашивать, откуда оно. Если кто-то специально подчеркнёт, что поданное на стол мясо было принесено в жертву идолу тогда христианин должен недвусмысленно выступить против идолопоклонства, отказавшись есть его.
Знание и вера не противоречат любви (8:1–3)
«Об идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание; но знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего ещё не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тому дано знание от Него».
Стих 1. Сказав «Об идоложертвенных яствах», апостол начинает свои замечания по поводу идоложертвенного мяса мягким укором. И не столько из-за заданных ему вопросов, сколько из-за скрывавшегося за ними отношения. Полемика сосредоточилась на знании. Евшие идоложертвенное мясо в языческом храме считали, что их знание оправдывает их поведение. На территориях храмов существовали общественные столовые. Христиане, принимавшие участие в устраиваемых там пирах, считали, что есть в этих помещениях — совсем не то, что поклоняться идолам. Поскольку они знали, что идолы ничего не значат, то не видели никакого вреда в том, чтобы есть мясо, пожертвованное этим несуществующим божествам.
Павел не согласен с этим. «Мы все имеем знание», — пишет он. «Знание», о котором он говорит, — это та мирская мудрость, против которой он выступил раньше, в 1:21 и 2:1–13. «Мудрость» и «знание», которое коринфяне приписывали себе, говорит Павел, «надмевает» (см. 4:18, 19). Из семи случаев употребления глагола фисиоо («надмевать», «возгордиться»; буквально «быть раздутым») в Новом Завете шесть встречаются в 1 Коринфянам. Знанием, которое порицает Павел, некоторые оправдывали свои продолжающиеся языческие практики.
Замечание апостола, что знание надмевает, а любовь назидает, указывает на то, что коринфяне стремились овладеть знанием, пренебрегая любовью. Любовь и знание и связь между ними лежат в основе наставлений апостола. Однако на протяжении всего разъяснения он подчёркивает, что идолослужение в любой форме нетерпимо для исповедующих Иисуса Христом. Совершенно очевидно, что Павел ни на секунду не сомневался, что христиане больше не будут, как пишет Дэвид Гарланд, «поклоняться в языческих храмах, участвовать в языческих праздниках и есть на языческих обедах».
Павел решительно порицает тех, кто идёт на сделку с идолослужением. Он не хвалит христиан за то, что они считают себя настолько сильными в знании, что застрахованы от греха, когда едят пищу, принесённую идолам. Павел не выступает арбитром в разногласиях между сильными христианами и немощными христианами. Он призывает всех оставить идолопоклонство.
Говоря в 8:7–13 о немощных христианах, апостол смотрит на них как на верующих, чья вера будет под угрозой, если они увидят, что другие христиане едят идоложертвенное мясо из языческого храма. Именно возможность такого преткновения беспокоит Павла (см. 8:11). В данном контексте он никого не называет «сильным» и не одобряет никого, кто ест в идольском храме.
По ходу дальнейшего рассуждения Павла конкретная природа его опасений становится ещё более очевидной. Его возражение против того, чтобы есть идоложертвенны[е] яства, не говорит о том, что мясо, однажды принесённое идолу, берёт какую-то бесовскую силу над теми, кто ест его (10:19, 20). Есть такую пищу дома, например, вполне допустимо, если никто не привлекает внимание к его происхождению (10:27). Павел не обеспокоен употреблением в пищу мяса, даже «идоложертвенного»; он порицает коринфян за то, что они едят такое мясо в языческом храме (8:10). Когда идоложертвенную пищу ели в языческом храме, это по своей сути было идолопоклонством невзирая на утверждение верующего, что он имеет знание.
Христианин мог отвергать языческих богов и презрительно называть пищу, которую он ел, «идоложертвенными яствами» (эйдолотитон). Тем не менее, присутствие христианина в языческом храме говорило о том, что он ест священную пищу и потому участвует в поклонении идолу. Такое поведение ничем не отличалось от поведения идолопоклонника, и невозможно было провести никакого отличия на основании знания (см. 8:11). В представлении Павла любовь, которая назидает, ни при каких обстоятельствах не позволит христианину есть идоложертвенное мясо в языческом храме (8:10).
Стих 2. Делая замечание христианам, которые часто посещали идольские храмы, Павел говорит, что истинно знающие — те, кто осознаёт пределы своего знания. Он уже говорил о надменной мудрости как источнике разделений (гл. 2; 3). Знание, на которое претендовали те, кто шёл на компромисс с идолослужением, было такого же сорта, что и мудрость, о которой апостол говорил ранее. В основе такой мудрости и такого знания лежит надменность. Выше апостол сказал, что возвещает «не от человеческой мудрости изученными словами» (2:13; см. 1:26–31). Коринфянам, которые слишком высоко оценивали своё знание, Павел говорит: «Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего ещё не знает так, как должно знать». Им необходимо было признать, что апостольское знание Павла было иного порядка, нежели их знание.
Кто использует знание в качестве предлога не принимать во внимание других людей, те надменны и духовно невежественны. Христиане, которые «зна[ю]т так, как должно знать», понимают, что человеческое знание по своей природе сомнительно. Совершенное знание — прерогатива Бога. Единственная истина, которую мы можем знать, изречена Богом. Уильям Купер, британский писатель XIX века, сказал: «Знание гордо тем, что много знает; мудрость смиренна оттого, что не знает больше». Знание, как и психология, — это иногда болезнь, которая излечивается знанием же.
Стих 3. Верующему, который любит Бога, а не тому, кто горделиво настаивает на своём знании, дано знание от Него. В Международном Библейском Обществе сказано: «Но кто любит Бога, тот познан Им» (см. также Российское Библейское Общество и Восстановительный Перевод). Если это прочтение правильное, тогда повинующийся верующий любит не столько для того, чтобы познать Бога, сколько для того, чтобы Бог познал его. Демонстрация любви христианином является свидетельством Божьей любви к нему. Цель жизни человека, как понимает её ведомый Духом апостол, состоит не в том, чтобы приобрети знание, дающее человеку престиж и преимущество, а в том, чтобы стать известным Богу, который дал жизнь и объявил Свой народ Своей собственностью.
Существует толкование, альтернативное вышеизложенному, когда слова «Бога» (тон теон) и «Него (или Им)» (хип’ ауту) в тексте отсутствуют, как в одной уважаемой и очень ранней копии Послания к коринфянам и в версии, предложенной Климентом, богословом Александрийской школы конца II века. Пропуск этих слов делает стих более согласованным с общим ходом рассуждения Павла. Их изъятие и восприятие глагола эгностай («он знает») как употреблённого в среднем залоге дают такой перевод: «Если кто любит, тот истинно знает». Если фразу понимать в страдательном залоге, то она будет звучать так: «Если кто любит, тот истинно познан (или “известен”)». Такое прочтение заманчиво; однако большинство манускриптов свидетельствует в пользу более длинного варианта. В лучшем случае рискованно принимать некое предлагаемое прочтение только лишь потому, что оно содержит новую мысль.
Бог побеждает идолов не устрашением и запретами, а верой и любовью Своих избранных. (8:4–6)
«Итак, об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире — ничто и что нет иного Бога, кроме Единого. Ибо хотя и есть так называемые боги или на небе, или на земле, — так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог Отец, из Которого всё, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, через Которого всё, и мы через Него».
Стих 4. Павел заложил основание для обсуждения, предложив коринфянам подумать о взаимосвязи знания и любви, после чего обратился к вопросу, требовавшему обсуждения: есть ли мясо, принесённое идолу, в храме этого идола. Эту пищу он называет идоложертвенн[ым] (эйдолотитон), но языческий поклонник назвал бы её «богожертвенной [хиеротитон]». Язычник, который понимал ход рассуждения Павла, наверное, оскорбился бы, а то и разгневался, на него за то, что он не сказал, что мясо посвящено богу. Апостол знал, что заклание животного в языческом храме не делало мясо священным. Добропорядочный иудей или христианин могли говорить об идолах, «идоложертвенном», идольских храмах и поклонении идолам только с полным презрением.
Конечно, Павел обладал тем знанием, на которое претендовали коринфские христиане. Когда животное жертвовалось языческому богу, оно приносилось «пустому месту». Этот бог был плодом воображения язычников, знаком духовного невежества поклонявшихся этому идолу. Павел подчёркивает, что таких богов нет в мире. Он признаёт, что среди тех, кто служит идолам, действуют бесовские силы и невидимые духи, господствующие в воздухе (10:20; см. Кол. 1:16). Однако в данном случае эти боги не имеют самостоятельного существования «в мире»; они — творение извращённых умов.
Языческие боги на самом деле не существовали; всегда был только один Бог. Шема была основой иудаизма: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть» (Втор. 6:4). «Их идолы — серебро и золото, дело рук человеческих», — говорит псалмопевец, демонстрируя контраст: «Бог наш на небесах; творит всё, что хочет» (Пс. 113:11, 12). Иосиф Флавий писал:
«… всякое даже самое драгоценное вещество, взятое для создания Его образа, недостойно, всякое искусство в своих средствах изображения бессильно. Ни о чём подобном мы и не помышляем, и само изображение есть для нас грех» (Иосиф Флавий Против Апиона 2:22 [188]).
Стих 5. Так называемые боги были придуманы введёнными в заблуждение людьми. Язычники в своём невежестве разместили некоторых своих богов на небе, а некоторых на земле. Казалось, они таятся в каждом углу. Перекрёстки дорог отмечались небольшими святилищами Гермеса. Каждая роща, каждый источник и каждый домашний очаг имели своих нимф, сатиров, духов и демонов. Греческая мифология помещала олимпийских богов на высоких горах или на небесах. Как минимум, часть коринфских христиан привыкли к этим греческим понятиям божественного. В греческой культуре было так много богов и господ, которым они раньше служили, что отвернуться от прошлого им было трудно.
Стих 6. Какие бы выводы об употреблении в пищу идоложертвенного мяса в храмах этих идолов ни сделали христиане, им нужно было оценить своё поведение в свете основополагающего единства Бога, принципиальной ничтожности идолов и того рвения, с которым идолопоклонники служили своим рукотворным богам. В противоположность идолослужителям, христиане знали, что есть один Бог Отец. Учение Павла, что Бог, Отец Иисуса Христа, един и что Он Творец всего, ставило под сомнение умозаключения о божественном в древнем мире. Утверждение, что Бог един, было настолько основополагающим в иудаизме и христианстве, что заслуживало повторения (8:4). Вся жизнь пошла от Него и поддерживается Им; через Христа всё, и мы через Него.
То, что Бог Творец, — чрезвычайно важная библейская мысль, но логика не требует, чтобы единый Бог непременно являлся Творцом. Древние думали, что боги были произведением космоса, а не его творцами. В первых словах древнеаккадского мифа о сотворении, Энума элиш (что значит «когда наверху»), говорится, что боги возникли из доисторической грязи. Далёкие от того, чтобы быть отцами и матерями человечества, они, как полагали аккадцы, сотворили людей, чтобы те служили им. Боги в аккадской легенде были капризными и безразличными к человеческим страданиям. Учение Павла, что Бог, Отец Иисуса Христа, един и что Он Творец всего, было вызовом для представления о божественности в древнем мире.
Идолы, с точки зрения Павла, были плодом человеческого воображения. Они родились не от гордости, а от страха и невежества. Знание Бога Израиля берёт своё начало в Божьем откровении о Себе. Бог Отец не идёт ни в какое сравнение с богами народов. Бог нелицеприятен и одинаково любит Израиль и народы (Деян. 10:34; Рим. 2:11). Бог питает и поддерживает всякую жизнь; мы для Него и «через Него».
Не ставя под сомнение единственность Бога, Павел говорит, что есть один Господь Иисус Христос. Господство Иисуса Христа никоим образом не умаляет идею единобожия. Бог является источником всего, но об Иисусе Христе также правомерно говорить — «через Которого всё». Что можно сказать об Отце, то можно сказать и о Сыне. Поскольку правильно говорить, что человечество существует для Бога, то так же верно, что мы существуем «через» Христа. Хотя Новый Завет не употребляет слово «Троица», подобная концепция необходима. Новый Завет в полной мере прославляет Христа, а не только одного Бога. Иисус — Бог от начала (Ин. 1:1). В Нём вся полнота Бога (Кол. 2:9).
Павел даёт метафорическое описание Христа Божьего; Он персонифицируется как мудрость. Более ярко эта метафора видна в Кол. 1:15–17. Изображение Павлом Иисуса, похоже, опирается на фигуру Премудрости в Ветхом Завете, в частности в Притчах. Комментаторы называют эту персонификацию «Госпожой Премудростью». В словах, предвещающих истины об Иисусе, Премудрость заявляет: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли» (Прит. 8:22, 23). Черты Премудрости Павел переносит на Иисуса Назарянина, когда пишет: «[Он] есть образ Бога невидимого, рождённый прежде всякого творения, ибо Им создано всё» (Кол. 1:15, 16). Подобно Премудрости, Иисус существовал изначально; через Него, как и через Премудрость, произошло сотворение.
Павел подчёркивает мысль, которую он выразил в 8:1, конкретизируя знание, которое было общим для него и получателей его письма: всем им следует понимать безнадёжность и невежество поклонения идолам. Это правда, что есть идоложертвенное — и возможно даже участвовать в посвящённых идолу ритуалах — в языческом храме (8:10), не имело последствий для тех, кто знал, что идол — это ничто. Однако апостол указывает, что христиане живут не отдельно от других; каждый вносит какой-то вклад в общество верующих. Позже он напишет, что мы «порознь один для другого члены» (Рим. 12:5).
Сегодня христианам нужно извлекать уроки из наставлений Павла. Иметь прощение грехов и общую надежду на вечную жизнь — это больше, чем позволить Господу Иисусу войти в своё сердце. Эти блага приходят вместе с обязанностями жизни в обществе. Последствия поведения отдельных членов влияют на всё тело.