Новое вино полилось в старые мехи: христианство постсекулярной эпохи.
Е. А. Степанова
Христианство на протяжении своей двухтысячелетней истории неоднократно изменялось под влиянием конкретного культурно-исторического контекста, в котором оно находилось. Возникнув в Юго-Западной Азии и затем распространившись в Европе и Северной Африке, христианство в силу политического и культурного доминирования западноевропейской цивилизации долгое время воспринималось как исключительно европейская религия «белого человека», экспортированная в другие регионы мира в процессе колонизации.
Глобальное христианство как кризис традиционного христианства.
Однако сегодня наступила эпоха глобального христианства в том смысле, что оно в самых разнообразных формах присутствует на всех континентах ив большинстве стран мира46. Идет постоянный процесс возникновения новых христианских деноминаций, которые опираются не только на догматические нормы, сформированные много веков назад представителями интеллектуальной элиты тогдашнего общества на основе метафизики, сформулированной греческой философией, но и на местные религиозные представления и обычаи. Вся история христианства наполнена примерами отклонения от догматических норм, но прежде они воспринимались преобладавшей католической, православной или протестантской традицией как девиантные модели, требующие неукоснительного искоренения.
Одна из главных черт современной религиозной ситуации заключается в том, что люди обращаются к религии в поисках поддержки и улучшения своей жизни в этом, а не в потустороннем мире, поэтому особую значимость в вере приобретает не принадлежность к религиозным институциям и догмам, а личный опыт переживания веры. Кроме того, в этом новом отношении к религии нет острого конфликта между религиозными и светскими ценностями. Люди легко переходят от одного к другому, не ощущая никакого противоречия, и привносят религиозные ценности в светскую жизнь, и наоборот. При этом такое взаимовлияние не воспринимаются как нечто незаконное, поскольку сегодня отсутствует четкая грань между сакральным и светским.
Современную эпоху часто называют постсекулярной в смысле отказа от придания тотального значения секуляризации как важнейшему признаку модернизации. Исследователи по-разному определяют сущность постсекулярной религиозности, но при этом сходятся в одном: главное ее качество – это индивидуализация (или субъективация) веры, которая все в большей степени становится альтернативой традиционным типам религиозности и религиозным институтам48. Ниже я рассмотрю некоторые основные тенденции в развитии современного христианства, учитывая при этом то очевидное обстоятельство, что христианства «вообще» не существует, и у множества христианских конфессий и деноминаций имеются серьезные расхождения практически по всем догматическим и практическим вопросам.
Общим местом в современной исследовательской литературе стало признание смещения центра христианского мира от глобального Севера к глобальному югу – Африке, Азии и Латинской Америке, где существуют самые большие христианские общины в мире. Появление христианства в новых местах означает, что его последователи не являются наследниками греческой философии и римской цивилизации. Они не интересуются метафизической проблемой сущности Бога, не воспринимают в качестве авторитетных теории западных и восточных богословов, много веков озабоченных этой проблемой, а их понимание справедливости совершенно отлично от западного.
Как полагает американский теолог Харви Кокс, «поскольку большинство представителей этого “нового христианского мира [Christendom]” не являются белыми или состоятельными людьми, их богословские интересы концентрируются не на существовании Бога или на метафизической природе Христа, а на вопросе о том, почему в христианском мире до сих пор сохраняются нищета и голод». Это обстоятельство оказывает существенное влияние на современную христианскую теологию, стремящуюся соответствовать описанному выше глобальному процессу изменения места христианства в мире.
От мировоззрения человека современности – к новой теология христианства.
В западном христианстве, начиная с эпохи Просвещения, когда главным как в философии, так и в теологии стал принцип автономии субъекта, теология постепенно переставала быть «объективной наукой» о Боге. Она должна была принимать во внимание реальные обстоятельства жизни субъекта в конкретных исторических обстоятельствах. Если богословие эпохи модерна основывалось на признании автономного познающего и действующего субъекта, на идеале знания и рациональности, который включал в себя определенность, универсальность, познаваемость мира и практические императивы, а также понимании Бога как безусловного основания человеческого существования, то в отличие от всего этого субъект эпохи постмодерна рассматривается как децентрализованный, зависимый от подсознания и иррациональных мотивов поведения и от определенных социальных отношений, языка и культуры.
В этом случае многие классические теологические понятия вообще теряют всякий смысл, а теология вынуждена искать новые ответы на вопрос о том, как современное человечество, имеющее опыт двух мировых войн, экономических и экологических кризисов и международного терроризма, должно воспринимать образ распятого Христа и сохранять веру в возможность искупления падшей человеческой природы посредством Христовой смерти и воскресения.
В середине XX в. стали возникать новые теологические концепции, существенно отличающиеся от традиционных и расширяющие рамки традиционных сюжетов западной теологии. Значительное влияние приобрела так называемая «теология освобождения», возникшая в Латинской Америке, которая стала рассматривать традиционные богословские проблемы применительно к жизненной практике тех людей, по тем или иным причинам находящихся в состоянии социального угнетения: бедноты, населения «третьего мира», представителей расовых и национальных меньшинств и т. п.
Прежние теологические сюжеты, касавшиеся сущности Бога и самоопределения человека по отношению к трансцендентному началу, были интерпретированы как выражение доминирования «белого западноевропейского мужчины», рассматриваемого в качестве парадигмы человеческой природы, и признана слишком абстрактной и далекой от реального экономического, социального и политического статуса людей, живущих в современном мире.
Христианская теология находится сегодня в непростой ситуации: она всегда рассматривалась как сфера, имеющая отношение к «вечным истинам, и поэтому постмодернистское пренебрежение истиной является для нее вызовом. То же самое, и даже в большей степени, касается вопросов об отношении мира и Бога, о мире и месте человека в нем. Эта ситуация не является новой, поскольку христианская теология многократно менялась под влиянием культурно-исторических обстоятельств, был ли это переход из иудаистического мира в эллинистический, из греко-римской культуры в франко-германскую и восточнославянскую, от средневекового феодализма к Возрождению и затем к Просвещению, от развитых стран к «третьему» миру. Как отмечают американские теологи Стенли Гренз и Джон Франке, во всех этих изменениях христианская теология демонстрировала как способность адаптироваться к новым контекстам, так и подчинять христианскую веру тем или иным идеологиям или культурным нор-мам56.
Если говорить о западной христианской теологии эпохи постмодерна в целом, то она существует между двумя крайностями. Первая – это либеральное размывание специфики христианства и приспособление его к миру, которое часто прикрывается пиетистскими и эмоциональными аргументами, за которыми, в сущности, скрывается вполне секулярный рационализм. Вторая крайность — это фидеизм, утверждение примата веры над разумом, характерный для современного теологического фундаментализма. При этом фундаментализм опирается на авторитет Писания, а либерализм — на многообразие религиозного опыта.
Между этими двумя крайностями располагается множество течений, находящихся под влиянием постструктурализма и деконструктивизма, которые, собственно, и можно обозначить, как постмодернистские. Многие теологи этого направления считают необходимым избавиться от традиционного понимания Бога как «основания бытия», и основополагающего принципа мира, поскольку, вслед за Ф. Ницше, полагают, что понятие «Бог» есть высшая организующая фикция западного мира, и он больше не нуждается в ней.