Как реакция, рссияне стали глубже осознавать свою страну как сверхценность,
Алексей Макарцев
Так называемый августовский путч и его поражение в августе 1991-го стали «контрольными выстрелами» в сердце советской системы. Сейчас, в 31-ю годовщину этих событий, есть повод порассуждать о пути, который прошло постсоветское общество в восприятии усреднённого Запада и так называемого западного образа жизни. Ведь конец 80-х — начало 90-х — апогей любви жителей Российской Федерации к Западу. Почему же сейчас, спустя три десятилетия, восприятие россиянами наших западных «партнёров» кардинально поменялось? Тут сошлось воедино множество факторов.
Проигрыш на культурном фронте
К началу перестройки общество крайне устало от казённо-дубовой коммунистической пропаганды, от идеалов социализма, в которые люди всё меньше верили, от кажущейся тогда серости советской жизни. На этом фоне Запад многим казался ярким и привлекательным миром всеобщего счастья, во всём контрастирующим с «унылой» советской действительностью. Советским людям представлялось, что Запад — это территория неограниченных возможностей и бескрайнего изобилия, что перебраться туда на ПМЖ — величайшая удача, которая может выпасть на долю родившегося в СССР.
Огромную роль в формировании привлекательного образа Запада в глазах советских граждан сыграла западная масскультура. Необходимо признать, что на этом поле западное сообщество вынесло СССР, что называется, в одну калитку. Наступление осуществлялось на двух главных фронтах — музыка и кинематограф. По понятным причинам в Советском Союзе не проводилось социологических опросов на тему отношения его граждан к Западу и западному образу жизни. Судить об этом можно, однако, именно по степени популярности в эпоху СССР западной массовой культуры.
Приобщение к ней молодёжи СССР началась ещё в 50-х, свидетельством чему является советское стиляжничество. Стиляги вдохновлялись западными фильмами, музыкой и журналами мод. В качестве одного из краеугольных камней своей самоидентификации они называли любовь к американскому джазу, а их костюм был словно бы позаимствован из гардероба юных афроамериканцев и мексиканцев из США: широкие яркие штаны, мешковатый пиджак, широкополая шляпа, носки и галстук кричащей расцветки. Позже внешний вид стиляг претерпел значительные изменения и стал больше походить на облик английских тедди: брюки-дудочки, элегантный набриолиненный кок на голове.
Стиляжничество, впрочем, было характерно главным образом лишь для самых крупных городов. Следующий, куда более широкий этап проникновения западной масскультуры в советское общество стартовал в 60-х — с появлением The Beatles. Тогда в среде советской молодёжи началась повальная битломания, вскоре переросшая в массовое увлечение западной рок- и поп-музыкой вообще. Существует огромное количество свидетельств современников тех событий о том, как The Beatles перевернули их жизнь. Достаточно привести лишь одно из них — известный советский и российский рок-музыкант Александр Кутиков свидетельствует: «Мир для меня поделился на две неравные части: одну, огромную, заслонявшую собой всё пространство — это „Битлз“, и другую, маленькую и никчёмную — всё остальное».
Как пишет екатеринбургский историк музыки Дмитрий Карасюк, накрытые волной битломании советские подростки уже в 60-х искали информацию о своих кумирах буквально повсюду. «Если уральские меломаны в конце 1950-х слушали „Джазовую страничку Голоса Америки“, то с появлением The Beatles многие перешли на ВВС и ровно в 20.45 вслушивались в позывные „Хитов недели“. Школьник Валера Костюков по субботам в двенадцатом часу ночи регулярно слушал программу „Голоса Америки“ „Для полуночников“ и записывал её прямо с завываниями радиоглушилок: „Музыку разобрать можно было с трудом. Мной скорее двигало любопытство“. Отечественные трансляции вовсе не заслуживали внимания Валеры и других пацанов: „Все, что показывали по телевизору, мы вообще музыкой не считали. Вот то, что на наших магнитофонах, — вот это музыка!“» — рассказывает Карасюк.
Он добавляет, что фирменные диски западных рок-музыкантов (завозившиеся главным образом моряками, возвращавшимися из заграничных рейсов, — существовала целая «бизнес-индустрия» такого рода) были советским школьникам не по карману. «Записать свежий альбом в более-менее приличном качестве стоило два рубля — большие деньги для школьников. Поэтому чаще всего плёнки размножали сами. На десятой копии слова и даже мелодии разобрать было невозможно, из магнитофона слышалось только „бу-бу-бу“», — отмечает историк. Но даже столь низкокачественные записи пользовались огромным спросом. Практически во всех советских городах возникли «музыкальные барахолки», где молодые люди покупали пластинки и магнитофонные записи западных исполнителей или обменивались ими.
«Птенцы гнезда Суслова» могли противопоставить этому напору на культурном фронте лишь аккуратные до тошнотворности ВИА, вызывавшие у советской молодёжи отторжение своими «причёсанными» песенками, да кинематограф, который в СССР начиная со второй половины 70-х всё более становился проблемным, депрессивным — и как будто специально старался развить у населения ощущение тоски и безнадёжности. Таким образом, в значительной степени восприятие Запада в глазах советских граждан стало результатом воздействия культурной «мягкой силы», которой СССР так и не смог противопоставить ничего, кроме запретов (а запретный плод, как известно, сладок). Впрочем, даже и запреты носили всё более формальный характер.
Торжество «мягкой силы» Запада
Не стоит, однако, думать, что постоянное прослушивание западной музыки внушало советским меломанам нелояльные настроения по отношению к своему государству. Самая активная и радикальная социальная группа в СССР, которая требовала «перемен», — студенты, активная молодёжь. Но даже они не помышляли о какой-либо «революции». Свидетельствует известный деятель советского рок-движения поэт Илья Кормильцев: «Запад мы, конечно, уважали, но примерно как древние греки своих богов — без пиетета». Он приводит «типичную», по его словам, сцену из поздних 70-х: «Баня на задворках дачного участка, бутылка «Эрети», приёмник «Спидола», напряжённое вслушивание в лирический оргазм Роберта, скажем, Планта, пробивающийся через рёв глушилок. И вдруг — Whole Lotta Love заканчивается, и в эфире возникает квакающий эмигрантский голос, докладывающий, говоря стихами Емелина:
Про поэтов на нарах,
Про убийство царя
И о крымских татарах,
Что страдают зазря…
И тут же чей-нибудь ленивый вопль: «Дюха, выруби этого козла, поищи ещё музон!» Так что маленькая хитрость мистера Бжезинского не срабатывала: караси, обглодав мякиш, выплёвывали крючок», — пишет Кормильцев. По его словам, когда советские рокеры «перестали слушать чужой музон и начали делать свой», они «понесли его на показ советской власти — во-первых, потому, что нужно было получить литовку, во-вторых, потому что для нас это было не в большей степени походом в логово врага, чем для Мальчиша-Кибальчиша — визит в штаб Красной Армии».
В начале 80-х началась постепенная смена технических средств доставки западной поп-культуры до широких масс советского обывателя — если раньше это были проигрыватель винила и магнитофон, то теперь «высшим шиком» стало обладание видеомагнитофоном. А заполучив в свою собственность видик, его владелец, как правило, начинал тянуться к «запретному плоду» — к недоступным в советских кинотеатрах блокбастерам Голливуда и к клипам модных западных музыкальных групп. Не имея возможности лично побывать на Западе, простой советский гражданин судил о тамошней жизни по увиденному в фильмах американского производства и в зарубежных видеоклипах. «На дворе стоял, кажется, 1982 год. У меня появился первый в компании видеомагнитофон, и у питерских стало обязательным пунктом посещение моей квартиры с целью культурологического развития», — вспоминал, например, московский рок-музыкант Александр Липницкий о регулярных визитах коллег из Ленинграда.
В 1984 году в СССР начался крупносерийный выпуск кассетного видеомагнитофона «Электроника ВМ-12» формата VHS. Последствия этого события трудно переоценить, о чём свидетельствует культурный пласт тех времён. Так, герой написанной в 80-е песни Андрея Макаревича «Видеомагнитофон» подвергся насмешкам знакомых за то, что всё ещё слушает пластинки — в то время как остальная молодёжь перешла на видео. Герой «полгода не ел и не пил, копил, экономил на шмотках, на доме, но видео всё же купил». Теперь у него «ни кофе, ни кира, пустая квартира и джинсы сносились до дыр» — зато он созерцает «запретный, такой разноцветный капиталистический мир».
Начиная с 1986-го препоны, стоявшие на пути проникновения в СССР западной массовой культуры, стали всё больше ослабевать. И уже в скором времени это привело к резкому падению посещаемости кинотеатров, где показывали фильмы советского производства — население устремилось в возникшие повсюду, как грибы после дождя, видеосалоны, где крутили фильмы с участием Арнольда Шварценеггера, Сильвестра Сталлоне и прочих американских «суперменов». Ситуация ещё больше усугубилась в конце 1988-го, когда на 1-м Всесоюзном кинорынке прокатчикам было разрешено покупать фильмы, а не получать их по разнарядке. О том, к чему это тогда привело, пишет историк кино Фёдор Раззаков: «Наметилась тревожная тенденция, когда внимание покупателей стала привлекать в основном западная низкопробная „развлекуха“ (она сулила мгновенную прибыль), а советские фильмы в подавляющем большинстве оставались за бортом. В итоге даже многие либералы забили по этому поводу тревогу».
В то же время надо признать, победа «западного выбора» отнюдь не была тотальной — даже в конце 80-х, когда никаких препятствий для проникновения западной масскультуры в СССР уже не существовало.
«Уверен, что, если бы тогда советский кинематограф выпустил в свет „Одиночное плавание — 2“, где уже советские морпехи с таким же азартом „мочили“ бы американцев, успех у него был бы не меньший, чем у „Рэмбо“, поскольку патриотически настроенной молодёжи в те годы тоже было предостаточно. Однако именно либералы намеренно загоняли её в гетто антипатриотизма и нигилизма, чтобы в назначенный „час X“ она оказалась деморализованной»,
— считает Ф. Раззаков.
Со второй половины 80-х в Советском Союзе стала набирать силу кампания «восстановления стёртых страниц истории», проводившаяся силами местной «культурной элиты», тонко ухватившей веяние «духа времени». Она начиналась как разоблачение перегибов и преступлений сталинской эпохи, но довольно быстро распространилась на всю отечественную историю, которую стали представлять средоточием нищеты и беззакония. Русским внушали, что и их предки и они сами жили и живут в отвратительной клоаке, в царстве нищеты и беззакония. Единственным же способом выбраться из этой клоаки объявлялось безоговорочное следование рекомендациям ослепительного и непогрешимого Запада. Главный, пожалуй, лозунг того времени: надо избавиться от всего ветхого и отжившего, чтобы самим стать частью Запада, оказаться допущенным в это счастливое царство свободы и счастья. Если для этого надо избавиться от родной истории, от поклонения подвигам предков, от традиций и обычаев, да даже и от самого государства — что ж, так тому и быть. Именно в ту пору, в 80-х, в России начала формироваться довольно значительная прослойка населения, для которых Запад стал «духовным отечеством», в котором они жили умом и сердцем, а в постылом настоящем отечестве — лишь телом.
Коренной перелом
Тем не менее, как пишет Сергей Кара-Мурза в своём фундаментальном труде «Советская цивилизация», даже к 1991 г., на пике «облучения» населения «западнизмом», антисоветизм большинством принят не был. «Но этого и не требовалось антисоветским силам — им достаточно было того, что большинство народа уклонилось от активной защиты советского строя и даже от активной рефлексии — от того, чтобы обдумать последствия того поворота, что назревал», — считает Кара-Мурза.
Он ссылается на ВЦИОМ, в 1995 году опубликовавший большой обзор результатов социологических опросов «Мониторинг перемен: основные тенденции» («Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения». М., 1995, № 2). По итогам представленных там опросов оказалось, что на тот момент большинство населения отрицательно оценивало проведённую в России замену советского государственного строя демократией западного типа. «Как лучший период в истории ХХ в. общественное мнение выделяет времена правления Брежнева и Хрущёва, перестройка же оказывается наихудшим временем по соотношению негативных и позитивных оценок… „Правильной“ кажется перестройка имеющим высшее образование (23%), москвичам (22%), избирателям „Выбора России“ (29%)», — сообщал ВЦИОМ. Столкнувшись с новыми, непривычными в позднее советское время угрозами и рисками, зачастую даже те люди, которые изначально воспринимали Советский Союз скептически, начали оценивать государственное и экономическое устройство СССР совершенно по-иному.
Тем не менее в 90-х, вне зависимости от отношения человека к недавно скончавшемуся СССР, Запад продолжал восприниматься если не раем обетованным, то уж точно местом, куда стоит переехать. Ведь дезинтеграция советского государства сопровождалась развалом социальной сферы. Миллионы людей не только лишились привычного образа жизни, рабочих мест и заработков — сама их жизнь начала подвергаться опасности: голод, бушевавшие на обломках постсоветского пространства «бандитские войны» и этнические конфликты. В этих условиях Запад стал рассматриваться как пункт, куда нужно эвакуироваться, чтобы обрести стабильность и безопасность. Достаточно ознакомиться с образцами постсоветского кинематографа, во многих из которых условия жизни в стране показаны как окончательный и беспримесный кошмар, из которого можно лишь бежать. Куда бежать? Разумеется, в США (Западная Европа в начале 90-х котировалась среди россиян чуть меньше). В итоге началась массовая эмиграция. А поскольку общедоступного интернета тогда ещё не было, то и представления об истинной жизни на Западе оставались довольно туманными, очень идеализированными.
Разочарование в Западе начало набирать силу со второй половины 90-х. В данном случае стоит вынести за скобки миллионы людей пожилого возраста, воспитанных на советском агитпропе, — те в целом никогда особенно Западом и не очаровывались. Речь идёт именно о 20-, 30-, 40-летних. Многих начало задевать то, что Запад, очаровавшись которым россияне добровольно разломали собственное государство, свой геополитический блок, полностью разоружились, не спешил раскрывать им объятия. Россиян задело и то, что западные государства начали оказывать пропагандистскую поддержку «Ичкерии», боевикам-террористам, проводившим в начале 90-х геноцид русского населения Чечни. Не осталось без внимания то, что Запад никак не одёрнул Латвию и Эстонию, где русских фактически свели до положения людей второго сорта, ввели в их отношении институт массового безгражданства. Напротив, чуть позже эти государства приняли в ЕС и НАТО, признав вполне себе «демократическими». Ну и, конечно, нельзя не вспомнить бомбардировки Сербии (воспринимавшейся в РФ братским государством) в 1999 году, вызвавшие в России особенно сильный всплеск антизападных настроений. Совокупный Запад всё более представал в глазах россиян в образе циничного агрессора, для которого риторика о «демократии» служит всего лишь дымовой завесой проводимой им политики силового подавления конкурентов и неоколониального грабежа.
В дальнейшем Запад всё активнее давал понять, что считает Россию не равноправным партнёром, а побеждённой страной, с которой и обращаться следует соответствующим образом. Начиная с 2000-х в дома россиян пришёл массовый интернет — и люди получили возможность напрямую читать западную прессу и узнавать о том, как там воспринимают РФ. Недаром именно в ту пору возник феномен сайта «ИноСМИ», вокруг которого сложилась массовая аудитория. И результаты такого знакомства для многих стали травматически-шокирующими. Потому что ещё в начале 2000-х, задолго до всех обострений, Россия подавалась в западных СМИ в самых чёрных тонах. Россияне узнали, что в глазах Запада РФ является упадочным, неудачливым и плохо работающим государством. Что её реформы — это демонетизация экономики, повальное обнищание, бегство капитала, преступность и коррупция. Что в ближайшем будущем Россия содрогнётся от демографической катастрофы и межнациональных конфликтов. Что её армия окончательно деградирует, что скоро начнут рваться самые тонкие звенья изношенной инфраструктуры: транспорт, АЭС, военные ядерные объекты. Что распад РФ неизбежен — а потому вооружённые силы западного сообщества должны готовиться к проведению спецопераций в «умирающей России». Среди читателей того же «ИноСМИ» уже возникли собственные мемы, почерпнутые из штампов иностранной прессы: «ФСБ — наследница КГБ», «железная пята Путина» и т. д.
Многих россиян задевало, что Запад отказывался признать за РФ право хоть на какие-то внешнеполитические интересы. «Вошь, которая зарычала» — типичное высказывание западного политолога о заявлениях Москвы на данную тему. Запад открыто давал понять, что Россия «должна знать свое место» — максимально униженное. При этом в западные структуры наподобие ЕС и НАТО Россию тоже демонстративно брать отказывались. И именно тогда, со второй половины 2000-х, в России всё более определённо начал вырастать антагонизм между патриотическим большинством и либеральным меньшинством. Первое всё существеннее обнаруживало разочарование в Западе, оказавшимся циничным лгуном, и можно сказать, что президент Путин в 2007-м своей знаменитой мюнхенской речью выразил умонастроения именно этого слоя населения. Второе, напротив, очень болезненно воспринимало намечавшийся разлад между Западом и Россией, пытавшейся выйти из состояния побеждённой, униженной страны, обрести суверенитет и самостоятельность. Либеральное меньшинство продолжало считать, что РФ не имеет права свернуть со «столбовой дороги всего человечества», а государственный режим, вызвавший недовольство Запада, теряет тем самым свою легитимность, лишается выданного ему «ярлыка на княжение» — и, следовательно, должен быть свергнут. В последующие годы раскол между меньшинством и большинством вырос в такую пропасть, что стороны (и особенно этим грешат именно так называемые либералы) занялись моральным расчеловечиванием своих оппонентов.
Любовь прошла…
Дальнейшее разочарование россиян в Западе было обусловлено активными попытками последнего закрепиться на постсоветском пространстве. Это воспринималось особенно болезненно, поскольку данные территории по старой памяти всё ещё не воспринимались чужими, там у миллионов россиян проживали родственники, друзья и партнёры по бизнесу. Вторжение Запада на территории, ранее принадлежавшие Советскому Союзу или находившиеся в зоне его влияния, воспринимались тем более остро в силу травм родовой памяти россиян, помнивших, что на протяжении своей истории русский народ неоднократно сталкивался с нашествиями с западного направления. Расширение НАТО на восток воспринималось в массовом сознании как обман, нарушение гарантий, предоставленных в своё время Горбачёву. Также крайне болезненной, шокирующей для россиян стала пропагандистская компания, развязанная Западом в связи с «событиями 08.08.08» в Южной Осетии и Грузии. Западная пропаганда проигнорировала факты внезапных бомбежек российских миротворцев и вероломного вторжения Грузии, наоборот, безоговорочно назначила Россию «агрессором», якобы без повода вторгнувшимся «в маленькое беззащитное государство».
События 2014 года, связанные с госпереворотом на Украине, «бегством» Крыма в Россию, гражданской войной на Донбассе, стали для миллионов россиян той чертой, за которой они окончательно вернулись к восприятию Запада как геополитического противника, желающего РФ зла. В ещё более масштабной форме повторились события 2008 года — назначение России «виноватой за всё», бескомпромиссная антироссийская кампания. Волна экономических санкций, которую США и Евросоюз обрушили на РФ, закрытие ими глаз на преступления, творимые украинскими ультраправыми (особенно болезненной для коллективного менталитета россиян стала одесская Хатынь), заставили жителей России ощутить себя на войне. Таким образом, начали включаться механизмы «оборонного» сознания, когда люди стали осознавать своё государство как сверхценность, ту единственную крепость, что даёт русскому народу возможность выживания. Западная же «мягкая сила» в значительной степени потеряла влияние. Обычное явление нашего времени: человек потребляет западную музыку, кинематограф, видеоигры и т. д., ездит отдыхать в страны западного сообщества — но в то же время воспринимает политику США и ЕС резко критически, враждебно.
Сейчас, с началом российской спецоперации на Украине, большинство общества в РФ окончательно пришло к восприятию Запада как врага. Этому способствуют два основных фактора. Во-первых, санкции, развёрнутые США и Евросоюзом, — окончательно переставшие быть «точечными» и направленные «по площадям». Многие россияне восприняли эти санкции как накладываемую на них «коллективную ответственность нации». В людях растёт ощущение избыточности и несправедливости давления. Западные компании, покидающие Россию, лишают рабочих мест представителей интеллигенции, среднего класса, синих воротничков, объединяя их чувством обиды. И на всё это наложилась развёрнутая Западом кампании «отмены» всего русского, не исключая литературных классиков. Ежедневно поступают новости о том, как русских шельмуют, оскорбляют, подвергают психологическому и даже физическому насилию, принуждают каяться, отрекаться от своей русскости. Как сносят памятники советским воинам и заводят уголовные дела на тех, кто осмеливается что-то сказать в защиту России. Общаясь в интернете с представителями населения Украины, Запада, с собственными либералами, россияне видят, что их с новой силой пытаются расчеловечить, объявить «недолюдьми», что вызывает в коллективной памяти самые трагические воспоминания о предыдущих попытках
Интересно, что большинство россиян в ходе опроса в марте 2022 года сообщили, что относятся к Соединённым Штатам Америки плохо (71%). Причём почти половина относятся к заокеанской державе очень плохо (47%) — это наиболее высокий показатель крайне негативного отношения за весь период мониторинга (плюс 20 процентных пунктов к предыдущему максимальному значению ноября 2014-го — 27%). О положительном отношении к США сообщили всего 14% граждан. Наиболее позитивно к США россияне относились в начале 1990-х годов (1991 г. — 83%), при этом крайне положительное отношение на тот момент выражала треть опрошенных (29%). За десять последующих лет эта доля сократилась в четыре раза (2001-й — 7%) и более не поднималась выше 5%.
Последние восемь лет негативное отношение к США у российских граждан преобладает над позитивным, в отличие от значений предыдущих периодов: с начала 2000-х годов и до ноября 2014-го индекс отношения к США имел преимущественно положительные значения, а половина граждан России стабильно сообщали о в той или иной степени хорошем отношении к США (от 46% до 63% в разные годы). Однократное снижение индекса было зафиксировано за этот период лишь в сентябре 2008 года (−43), но значения довольно быстро вернулись к докризисным — уже в 2009 году индекс составлял 13 п. После спада в 2014 году позитивное отношение граждан России к США не вернулось на прежний уровень: индекс отношения к США в последние годы сохраняет отрицательные значения.
Многочисленные экономические санкции и недружественные заявления политиков ЕС в адрес РФ вызвали ухудшение отношения россиян и к странам Евросоюза. В последние годы настрой российских граждан в отношении государств ЕС был достаточно миролюбивым — 55% респондентов в 2018 и в 2021 годах сообщали, что в целом хорошо относятся к ним. В марте текущего года доля позитивно настроенных сократилась в два раза. А доля тех, кто относится плохо, выросла за год с 27% до 64%.
При этом, если судить по данным ВЦИОМ, на протяжении последних двадцати пяти лет точка зрения о необходимости расширять сотрудничество с Западом была в России доминирующей — её поддерживало большинство граждан (1997 г. — 82%, 1999 г. — 84%, 2018 г. — 74%). В текущей ситуации доля сторонников данного курса сократилась (минус 28 процентных пунктов к показателю 2018 г.). Доля же поддерживающих сокращение политических, культурных и экономических связей с Западом, напротив, под влиянием обострения отношений выросла: отдаление от стран Запада поддерживают 39% респондентов (в 2018 г. за это выступало только 16% населения). Таким образом, можно констатировать, что, по мере того как растёт восприятие своего государства как «осаждённого лагеря», тают последние остатки симпатий россиян к Западу, когда-то столь мощных.