«Тридцатилетняя война» стала прообразом современной гибридной войны. Полковник Ходаренок сопоставил гибридную войну XVII века с событиями на Украине.
Михаил Хадаренок — военный обозреватель «Газеты.Ru».
Термин «гибридная война», или hybrid warfare появился относительно недавно — в 2001 году, в середине нулевых журналисты уже использовали его вовсю, как сегодня используют термин fake news. Однако само явление появилось намного раньше. Некоторые исследователи считают, что крупнейший мировой конфликт XVII века – «Тридцатилетняя война», стал прообразом современной гибридной войны. Постараемся разобрать в этой статье феномен и сопоставить его с современностью.
Через кризис и ожесточение — от одной эпохи к другой.
Название «прото-мировой» войны претендует так называемая «Тридцатилетняя война», длившаяся с 1618 по 1648 год. В нее были вовлечены практически все европейские страны, а это, согласно доминирующей на тот момент евроцентристской концепции — весь мир.
Тридцатилетняя война поставила крест на средневековом мире, как Первая Мировая под своими обломками похоронила Новое время вместе с его верой в человеческий разум, открыв дорогу в XX век — столетие жутких парадоксов. Сегодня мы наблюдаем, как мир делает шаг в новую эпоху — неведомую и пугающую. Похоже, это бесконечный процесс. Эпохи рождаются в муках.
«Тридцатилетняя война» интересна в плане того, что многие привычные для сегодняшнего дня явления появились именно тогда. Политическая пропаганда, «образ врага» в СМИ, использование наемников в военных целях. Простые, верующие в Бога крестьянские парни, еще недавно сами жертвы феодального произвола, брали судьбу «за жабры», и становились «солдатами удачи», выпускал своих внутренних демонов наружу, за славу своей Церкви и за звонкую монету.
«Тридцатилетняя война» — прообраз гибридной войны.
Эта «Первая прото-мировая война» катализировала процесс образования «модерных» государств, или государств современного типа. Окончание конфликта ознаменовало появление первой системы международных отношений — Вестфальского мира, некоторые положения которого действуют до сих пор. Это приоритет национальных интересов, принцип баланса сил, принцип государственного суверенитета, регулярная дипломатическая практика и другие.
Чем нам могут быть интересны и полезны события 400-летней давности? Многое из исторического контекста будет понятно только специалистам. К примеру, почему одни считают «Тридцатилетнюю войну» сугубо религиозной, другие, как историк Гюнтер Франц — что это была война на ослабление немцев, третьи, к примеру — советские историографы Моисей Смирин, Борис Поршнев и другие, что это конфликт между феодальной католической реакцией во главе с Гaбсбургами и прогрессивной коалицией Франции, России и протестантских государств. Но, по сути, это все части одной системы. Для одних — это сугубо российско-украинский конфликт, операция по защите населения Донбасса от агрессии Киева, для других — превентивные меры России по защите целостности собственных границ, для третьих — полноценная гибридная война России и НАТО, для четвертых — борьба за многополярность мира, против гегемонизма США, за создание новой мировой системы блоков и противовесов. Все эти трактовки обусловлены выбором угла обзора.
Однако вернемся к XVII веку. Началась «Тридцатилетняя война» со столкновений между католиками и протестантами, а затем сюда добавилась борьба разных сил в Европе против доминирующей позиции католического дома Габсбургов. В целом, в этой долгой войне выиграли протестанты, которые оказались сплоченными, а проиграли католические страны, подчас воевавшие друг с другом. И все это происходило под непрерывными устными и письменными призывами к восхвалению Господа, провозглашению славы Богу и благодарностей Ему за победы или испытания.
Британская империя готовилась отнять у Испании звание главной морской державы мира (окончательно испанцы утратят былое величие уже в XIX веке, но начало будет положено), Голландия стремилась выйти — и вышла из-под влияния Испании, Франция укрепляла свои позиции — Ришелье старался как мог, балансируя на грани дипломатии и военного конфликта, и успешно. Швеция достигла пика могущества — потеряв сотни тысяч шведских и финских солдат, она социально и политически сплотилась, а Балтийское море долгое время (вплоть до Северной войны) считалось «Шведским озером». Шведы вступили в полувековой этап великодержавия. Россия, официально не участвовавшая в «Тридцатилетней войне», по ее конечным результатам, оказала существенную помощь протестантской стороне. Она помогла ослабить Польшу, оттянув на Смоленск значительные силы противника, а также косвенно помогла становлению Нидерландской республики (см. «Нидерландская буржуазная революция»). Уже в конце XVII века Петр I наладит сотрудничество с голландцами, а Александр I в 1813 году поможет нидерландцам вытеснить французов со своих территорий.
По сути, история — это бесконечно распускающиеся клубки событий, из нитей которой получаются причудливые узоры. Но главное, что нас интересует, это феномен гибридной войны. Основная форма современных мировых конфликтов. Противостояние на Ближнем востоке, российско-украинский конфликт, расширение НАТО, «борьба США с мировым терроризмом».
Уроки «Тридцатилетней войны» помогают лучше понять этот феномен.
Как считает исследователь Александр Бартош, гибридная война — это тип партизанской войны, в которой сочетаются новые формы мобилизации и современные технологии, где сражения ведутся не только на поле битвы, но в информационной сфере. В 1445 году появилось книгопечатание, а в разгар «Тридцатилетней войны» СМИ уже играли большую роль. Уже тогда в Германии были в ходу многочисленные «боевые листки», «правдивые описания» и «истинные изложения», полные преувеличений и оскорблений в адрес противника.
Подчеркнем: они не просто описывали происходящее, а формировали общественное мнение. Fake news, дезинформация, — это все оттуда. К примеру, «Осада Магдебурга», одно из ключевых сражений «Тридцатилетней». Не буду проводить прямых аналогий, но структурно очень похоже на одно недавнее событие. Армии Священной Римской империи и Католической лиги в мае 1631 года окружили и взяли опорный пункт протестантов — Магдебург. Для католиков это было уничтожением «гнезда еретиков», протестанты, в свою очередь, публиковали статьи, в которых прославляли «героических защитников города» и проклинали террор и жестокость захватчиков.
Немцы того периода достигли мастерства в создании образа врага. Испанцы сравнивались со «шпанскими мушками», роем кружащимися над их родной землей, а также со змеями и скорпионами, британцы сравнивались с собаками. Причем использовались библейские мотивы: «И это псы, жадные душою, не знающие сытости». Испанские гранды в листовках немецких пропагандистов сравнивались с индюками — «размерами наводят страх, а больше ничего из себя не представляют». Французов сравнивали с петухами: подстрекают, хорохорятся, провоцируют, но в бой не лезут. Это высмеивалась политика Ришелье, который думал, как бы выгоднее в драку ввязаться, чтобы перья не повыщипывали. Немцы выставлялись скромными и добродетельными, французы — самодовольными и порочными, насильниками, сладострастниками, обжорами. Кстати, Гитлер довел этот подход до абсолюта — он всегда презирал французов, говорил, что они большие везунчики, вопреки своей лени, занявшие видное место в большой истории.
Но самое главное, что именно в «Тридцатилетнюю войну» закрепились методы формирования», стереотипов о противнике. «Чужой «агрессор», «еретик», «варвар», «мучитель и палач» — это прообраз современного слова «оккупант». Причем обе стороны призывали в свидетели, защитники и мстители одни и те же образы Бога, используя одни и те же цитаты из евангелия. Сегодня, как и 400 лет назад, отделять зерна от плевел, отделять истину от лжи никто не хочет, задачи такой не стоит. Человек, эмоционально неустойчивый и не очень исторически образованный, и политически неграмотный, легко поддается любым фейкам. И с радостью их тиражирует. Только в «Тридцатилетнюю войну» пропагандисты обращались с устными проповедями в своих церквах, вручную раскидывали листовки, распространяли газеты, а сегодня по интернету за день можно наплодить столько небылиц, сколько за все тридцать лет той «Самой Первой Мировой» не могли наштамповать все пропагандисты того мира.
Исследователь Александр Бартош также определяет гибридную войну как основной метод войны, ведущейся по трем направлениям: среди населения конфликтной зоны, среди населения в тылу и среди мирового сообщества. По его же словам, гибридная война — совокупность заранее подготовленных и оперативно реализуемых государством действий информационного, дипломатического и военного характера направленных на достижение цели. Это в полной мере актуально и для XVII века, и для века XXI-го.
Еще один критерий, актуальный и для того времени, и для нашего — характер участников конфликта. Наряду с регулярной армией в «Тридцатилетней войне» участвовали наемники. Мы видим, как сегодня по «крысиным тропам» едут и едут «дикие гуси» на Украину. Британцы, бразильцы, американцы, грузины, поляки, македонцы и другие. Еще один критерий по Бартошу — нетрадиционный тип вооружений и новая тактика. Именно тогда ушла в прошлое рыцарская тактика открытых боевых действий, тогда же начали задумываться о маскировке, тогда появилась развитая артиллерия. Через столетие с небольшим родится Наполеон Бонапарт, который уже точно будет знать, что «Господь помогает тем, у кого лучше артиллерия». Наконец, тогда же действия противника в тылу влияли на исход событий. Мы видим, какую роль играет артиллерия в российско-украинском конфликте, какую роль играет радиоигра, беспилотники.
Последний критерий — асимметричный характер войны. Тридцатилетняя война разворачивалась на нескольких театрах боевых действий, где тот или иной фронт периодически становился главным, война велась в тылу и на передовых. Кто-то уже делал на ней бизнес. Фактически вся Европа была задействована. Некоторые регионы поднялись на войне, другие на долгое время были выжжены. Магдебург восстановил былое величие только к XVIII веку. И так далее.
Это пример того, что ничего не ново под луной. И прогнозирую: сегодняшние события ведут к созданию новой мировой системы блоков и противовесов. Саммит НАТО в Мадриде — это еще цветочки. Увертюра.